Новости

30.03.2018

«По-настоящему театральный человек»

17 апреля в опере Рихарда Вагнера «Летучий Голландец» в роли Эрика выступит Дмитрий Головнин. Петербургская публика предвкушает эту встречу — последние несколько лет на родной сцене Михайловского театра артист поет не так часто, как хотелось бы. Его постоянно приглашают петь в лучшие оперные дома в разных странах мира.

— Сейчас я действительно много гастролирую. Только что приехал из Базеля, где принимал участие в постановке оперы Прокофьева «Игрок». У меня была главная роль — я пел Алексея Ивановича. Спектакль ставил Василий Бархатов, Полину исполняла очаровательная Асмик Григорян. Мы с ней были единственными русскоговорящими певцами. В работе очень помогал общий культурный код. Режиссеру было непросто объяснять артистам из других стран, чего именно он от них хочет добиться. Ведь подчас речь идет о едва уловимых вещах. Помню, еще когда начинающим певцом служил у Александрова, была постановка «Бориса Годунова». Там был момент, когда я говорил: «Врешь, гордая полячка, царевич я!», и тут ко мне бежит Александров с конца зала и кричит: «Дима, Дима, Дима! Есенина дай мне!». Вот если бы он побежал к кому-нибудь из иностранных певцов, его бы не поняли.

— Прошлой осенью я провел полтора месяца в столице Аргентины Буэнос-Айресе. Туда переносили постановку «Русалки» Дворжака, которая раньше шла на сцене Дворца изящных искусств в Мехико. Интересно было посмотреть, как славянская музыка ляжет на южноамериканскую почву. По моему мнению, все получилось превосходно. Славян там представляли только я в роли Принца и певец из Хорватии Анте Йеркуница, который пел Водника. Выступать на сцене великолепного театра Колон — огромнейшего, с изумительной акустикой — это чудо из чудес! В этих стенах меня настигло ощущение трепетного ужаса. Я представил, что на этой сцене выступали такие великие певцы, как Федор Шаляпин, Энрико Карузо, Лучано Поваротти, Пласидо Доминго; за пультом стоял непревзойденный Артуро Тосканини. А теперь мне выпала честь петь на этой сцене. Чувство причастности к грандиозной традиции меня ошеломило. Публика в Буэнос-Айресе прекрасная, аргентинцы нас принимали очень тепло и открыто. С тем же Базелем, к примеру, в этом смысле чувствуется контраст. Там зрители выражают свой восторг более сдержанно. Правда, мне швейцарский коллега говорил, что это соответствует их национальному характеру. Может быть, но вот в Берлине публика очень живая. Там и «забукать» могут, и хлопать оглушительно.

— Прошлой весной я пел в Цюрихе в «Огненном ангеле» Сергея Прокофьева. Это была постановка каталонского режиссера Каликсто Биейто, который отличается склонностью к разного рода провокациям. Ему хорошо подходят произведения, где действие разворачивается на грани реальности-нереальности, может быть, даже сумасшествия, если не сказать психоза. Я исполнял две роли — Агриппу и Мефистофеля. Сцены, в которых я был занят, были сделаны очень выгодно для меня, так что после этой постановки я получил несколько контрактов в ведущих театрах мира. В начале 2019 года буду петь в Вене в театре Ан дер Вин в «Орлеанской деве» Чайковского, осенью того же года приглашен на партию Сергея в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича в Оперу Франкфурта, а в 2020 году состоится мой дебют в Метрополитен опера, где меня вновь ждет «Огненный ангел». Случилось так, что кастинг-директор из Метрополитен был на премьере в Цюрихе, увидел меня — и последовало приглашение.

- У меня и раньше был опыт работы с Каликсто Биейто. Несколько лет назад я был занят в его постановке оперы Вебера «Вольный стрелок» в Комише опера в Берлине. Солист, который пел Макса в другом составе, предложил режиссеру, что в какой-то момент его герой должен раздеться и петь абсолютно голым, чтобы таким образом показать, что человек превращается в животное. По идее я должен был делать так же. Но я отказался выходить голым. Из-за свой природной стеснительности (смеется). К счастью, мы нашли компромисс и после генпрогона режиссер мне сказал: «Сразу видно, что ты русский певец, русский актер. Ни одного действия бездумного на сцене вообще не происходит, одно цепляется за другое». Вообще, я получаю огромное удовольствие, когда есть свобода в создании образа.

- Очень интересным для меня была работа с Дмитрием Черняковым. Он из тех режиссеров, которые изначально знают, чего хотят добиться от певца, и в процессе репетиций требовал от меня зачатую взаимоисключающих вещей. В Барселоне, куда переносили из Амстердама его спектакль «Сказание о невидимом граде Китеже», я исполнял роль Гришки Кутерьмы. По задумке режиссера его характер должен был быть подобен флюгеру — еле уловимый образ. Дмитрий хотел, чтобы зрители это увидели, и для меня была большая сложность это показать. Но когда получалось, это было настоящее счастье.
— Представляете, я никогда не думал, что буду певцом и театральным артистом. Я закончил консерваторию по классу трубы и хотел посвятить свою жизнь игре в оркестре. Но однажды друзья меня убедили, что если пойду учиться петь, то это улучшит мою игру на инструменте. Я стал заниматься с педагогом и пытался поступить в Консерваторию. После вступительных экзаменов искал свою фамилию в списках, не нашел. Решил выяснить с руководством приемной комиссии, в чем дело. И мне ответили: «Зачем тебе? У тебя уже есть профессия и поешь ты плохо». Я тогда ужасно расстроился, но и раззадорился. Именно в этот момент я твердо решил, что буду петь. У меня было ну очень высокое мнение о себе: я думал, что Паваротти должен трепетать, если Головнин вышел на тропу войны (смеется). После такого пинка я много и упорно учился. И когда в Гамбурге состоялся мой дебют в оперетте «Сильва», где я спел Бони, я повесил трубу на гвоздь и больше не играю, разве что иногда на даче для друзей.

— Михайловский театр остается моим домом, петь здесь очень люблю. Эрик в «Летучем Голландце» — одна из моих любимых ролей. По-моему, он единственный нормальный здоровый человек в этой опере. Он борется за свое счастье, стоит двумя ногами на земле. Ему чужды все эти высокие материи и переживания, но за свою любовь, за свою женщину он будет драться. Так как Эрик в опере проигрывает и теряет Сенту, его часто делают слабаком. Но в нашей постановке Эрик несет в себе мужское начало. Хотя, кто знает, если бы я пел Голландца, я бы, наверное, был на его стороне.

— Сразу после «Летучего Голландца» я поеду в Париж, на сцене Оперы Бастиль буду петь Самозванца в «Борисе Годунове». И очень этому счастлив. Вы знаете, для меня театр — это огромное большое детство. Когда мы были маленькими, мы играли в разных героев, в мушкетеров или в Чапаева, проигрывали массу ситуаций, а сейчас взрослая жизнь дает возможность заниматься тем же самым. Потрясающе! И я знаю, что я люблю театр и что я действительно театральный человек.