08.11.2012
Ангелина Атлагич: фантазии на тему Возрождения
Михайловский театр готовится к премьере балета Начо Дуато «Ромео и Джульетта» на музыку С. Прокофьева. В этой постановке хореограф вновь работает с Ангелиной Атлагич — сербской художницей, прошлой зимой покорившей петербургскую публику изысканными костюмами к «Спящей красавице». Ангелина Атлагич рассказала нам о новых планах творческого союза:
— Когда Начо Дуато предложил мне работать над «Ромео и Джульеттой», я очень обрадовалась: создавать костюмы для балета — в принципе довольно сложная и интересная задача для художника, а с Начо она становится еще интереснее. Он очень требователен к материалам, которые должны быть почти невесомыми, чтобы артисты не были стеснены в движениях. В «Ромео и Джульетте» будет воплощена наша общая идея — костюмы, созданные на основе исторической моды Вероны XV века, но не воспроизводящие ее буквально. Я искала вдохновение в живописи Высокого Возрождения: ходила по музеям, рассматривала картины, запоминала общие мотивы, палитру, а потом фантазировала на эту тему.
История Ромео и Джульетты мне, разумеется, знакома, но я ориентировалась в первую очередь на балет Начо Дуато, а не на трагедию Уильяма Шекспира. У Начо семьи Монтекки и Капулетти занимают разное социальное положение, поэтому в одежде Монтекки я использовала более свободные элементы, вдохновленные современным уличным стилем. Вместо богатой вышивки на платьях Капулетти легкое кружево, которое успешно ее имитирует. Важно, чтобы костюмы были оригинальными и в то же время достоверными. Поэтому я использую сложные приглушенные тона, дорогие материалы: шелк и шелковый бархат, сатин, муслин. Начо стремится передать в балете свободный дух ренессансной Италии, и в начале балета герои одеты в светлые, праздничные костюмы. По мере развития истории их одежды становятся темнее: в третьем акте, перед похоронами Джульетты, семья Капулетти одета в темно-синее. В сцене похорон все, естественно, в черном — но здесь я играю с матовыми и глянцевыми материалами, и черный выглядит по-разному. Сама Джульетта для меня — совершенно особый персонаж в балете, и с самого начала ее образ отличается не только от горожан, но даже от ее собственной семьи. Я представляю ее светлой, невесомой птичкой — белой голубкой, — и ее платья нежнее и легче, чем у других дам.
— Когда Начо Дуато предложил мне работать над «Ромео и Джульеттой», я очень обрадовалась: создавать костюмы для балета — в принципе довольно сложная и интересная задача для художника, а с Начо она становится еще интереснее. Он очень требователен к материалам, которые должны быть почти невесомыми, чтобы артисты не были стеснены в движениях. В «Ромео и Джульетте» будет воплощена наша общая идея — костюмы, созданные на основе исторической моды Вероны XV века, но не воспроизводящие ее буквально. Я искала вдохновение в живописи Высокого Возрождения: ходила по музеям, рассматривала картины, запоминала общие мотивы, палитру, а потом фантазировала на эту тему.
История Ромео и Джульетты мне, разумеется, знакома, но я ориентировалась в первую очередь на балет Начо Дуато, а не на трагедию Уильяма Шекспира. У Начо семьи Монтекки и Капулетти занимают разное социальное положение, поэтому в одежде Монтекки я использовала более свободные элементы, вдохновленные современным уличным стилем. Вместо богатой вышивки на платьях Капулетти легкое кружево, которое успешно ее имитирует. Важно, чтобы костюмы были оригинальными и в то же время достоверными. Поэтому я использую сложные приглушенные тона, дорогие материалы: шелк и шелковый бархат, сатин, муслин. Начо стремится передать в балете свободный дух ренессансной Италии, и в начале балета герои одеты в светлые, праздничные костюмы. По мере развития истории их одежды становятся темнее: в третьем акте, перед похоронами Джульетты, семья Капулетти одета в темно-синее. В сцене похорон все, естественно, в черном — но здесь я играю с матовыми и глянцевыми материалами, и черный выглядит по-разному. Сама Джульетта для меня — совершенно особый персонаж в балете, и с самого начала ее образ отличается не только от горожан, но даже от ее собственной семьи. Я представляю ее светлой, невесомой птичкой — белой голубкой, — и ее платья нежнее и легче, чем у других дам.