Венские каникулы

19 сентября 2018

Венские каникулы

Сезон начался, артисты вновь с головой ушли в работу, отпуск становится лишь воспоминанием. Но не для всех каникулы были временем праздного отдыха, многие использовали эту возможность, чтобы повысить свой профессиональный уровень. Дирижер Игорь Томашевский отправился в Европу перенимать опыт венских музыкантов.

— Этим летом я принимал участие в двух дирижерских мастер-классах — в Вене и в Будапеште. Я ощутил потребность в профессиональном критическом взгляде со стороны на свою работу. В Вене я записался на курс к Йоханнесу Вильднеру. Несколько лет назад, когда занимался своей диссертацией, я знакомился с финалом Девятой симфонии Брукнера, который, как известно, был не закончен. Композитор оставил наброски, и теперь есть два варианта, созданные по мотивам этих набросков. С одним я знакомился, купив CD диск. В той записи Девятой симфонией с реконструированным финалом дирижировал Йоханнес Вильднер — гигантская пьеса занимала целый диск. С тех пор фамилия профессора была мне хорошо знакома, и когда я увидел, что он дает мастер-классы, решил материализовать наше заочное знакомство. Кстати, Вильднер был в нашем театре на «Любовном напитке» и делился замечательными впечатлениями, полученными от музыкальной составляющей спектакля и театра в целом. Со вторым профессором — с курса в Будапеште — у меня тоже связано воспоминание. Когда я первый раз приехал в Вену, то в Мюзикферайне были концерты для туристов: моцартовская музыка, оркестранты в одежде эпохи. Я пришел и не пожалел. А когда поинтересовался, кто дирижирует, мне указали на маэстро Андраша Деака.

— У Деака были очень разношерстные студенты. Он мне понравился тем, что к каждому смог найти свой подход, ни на чем не настаивал. И я вполне мог выбрать пьесы, которые мне больше по душе. Но выбрал «Летучую мышь» и почти сразу понял, что влип. Он останавливал оркестр каждые пять тактов, мы возвращались, повторяли еще и еще. Тогда я подумал, что если сейчас откажусь, то многое потеряю. При этом не могу сказать, что его манера управления оркестром мне близка. У него совершенно другая эстетика дирижирования: он управляет глазами, минимальными движениями, ему помогает в этом совершенное знание всех авторских указаний в партитуре. Но для меня очень важны поющие руки, кантилена, красота жеста, которым всегда отличались дирижеры русской школы. Однако было интересно попытаться принять необычные для себя условия игры и управлять оркестром преимущественно с помощью ауфтактов и понимания внутри себя того, как это должно быть.

— Когда я первый раз продирижировал увертюру к «Летучей мыши», мне казалось, что все получилось. А потом профессор стал объяснять, что стилистически здесь нужно и каким образом это передается оркестру. Я понял, что мне есть над чем работать. Эта работа происходила под наблюдением профессионала. Есть разные трактовки, и кому-то категорически не понравится то, что он делает, но мне было полезно впитать в себя и освоить, испытать на себе другой стиль.

— В итоге меня поставили дирижировать один из заключительных концертов. Отбор происходил на протяжении всего курса, иными словами, это своеобразный конкурс и я стал его лауреатом. Хотя для меня конкурс был не столь важен. Андраш Деак является носителем одной из традиций исполнения венской музыки. В процессе работы с профессором я старался сосредоточиться на сочинениях, которые у меня не получались. Поэтому для меня в конкурсе самым ценным было то, что на заключительном концерте я продирижировал первую часть Седьмой симфонии Бетховена.

— У каждого дирижера индивидуальный подход к прочтению авторского текста, который в любом случае первичен. И то, насколько дирижер вникает в этот текст, в историю его создания, чем больше он погружается в тему, тем больше у него оснований для собственной интерпретации, больше направляющих, чтобы выстраивать свою собственную конструкцию. При этом, конечно же, имеет значение природная способность определить, где в произведении центральная точка, и вложить в это место максимум энергии.

— Чем больше проводишь времени над партитурой, тем она звучит более понятно. Есть замечательная книга французского композитора Артюра Оннегера, в которой он описывает процесс создания музыки — от общего к частному. Очередная симфония ему представляется в виде огромного здания, из которого луч света постепенно выхватывает то одно крыло, то другое, то фасад, то крышу. Дирижерское видение музыкального произведения во многом похоже: начинаешь им заниматься, и проясняется какой-то фрагмент.

— В музыке первична роль композитора. Композитор говорит с нами языком нот. Мы, музыканты, являемся в этой ситуации лишь инструментом, доносящим творческий замысел автора до слушателя. Мне также не близка мысль о том, что дирижер — это главный человек, ведь он не производит звука. Куда важнее музыканты, именно их работа слышна. А дирижер может помочь, направить в определённую сторону — это и есть призвание дирижера в музыкальном мире.

— Естественно, что каждый понимает композитора по-своему. На этом основано понятие «интерпретация». Здесь не надо стесняться пытаться быть естественным. Хотя кто-то пытается идти методом от противного, то есть «я не хочу повторяться, я хочу звучать по-другому». Есть ли у дирижера такое право, во многом зависит от его интеллектуального багажа и общего развития.

— Мое отношение к профессии со временем меняется. В студенческие годы хотелось выразить себя, приписать себе великую миссию в будущем. Потом я понял, что ценное может быть не так высокопарно — оно ближе, человечнее, естественнее, оно имеет вполне конкретные объективные очертания. Радость от профессии и от жизни получаешь, когда выполняешь все, что написано в нотах. Это может делать любой серьезный, зрелый музыкант.