«Волшебная флейта». Лед и пламя

11 декабря 2015

«Волшебная флейта». Лед и пламя

Одной из главных оперных премьер в Михайловском театре в 2016 году станет «Волшебная флейта» Вольфганга Амадея Моцарта. Постановку, созданную немецким театральным художником и режиссером Петом Хальменом, на нашу сцену переносит Эрик Вижье, генеральный директор Лозаннской оперы, где спектакль увидел свет в 2010 году.

— Бывает, режиссеры делают «Волшебную флейту» исключительно для глубоких интеллектуалов, — рассказывает Эрик Вижье. — Публике зачастую от таких постановок становится скучно, некоторые не могут высидеть и часа. Другие, наоборот, превращают спектакль в цирковое представление, в котором нет ни хорошей режиссуры, ни капли глубокомыслия. Но если делать все правильно и отталкиваться от музыки, то спектакль получается одновременно и трагическим, и комическим, в нем находится место для романтики и для рефлексии. Это очень тонкая чувственная работа, внутренняя противоречивость которой и делает последнюю оперу Моцарта такой особенной.

— Уже больше двух веков «Волшебная флейта» дает публике немало поводов для рефлексии, заставляет прилагать серьезные интеллектуальные усилия, — размышляет Эрик Вижье. — Каждое новое поколение слушателей видит в этом произведении что-то новое, делает свои собственные выводы. У студентов, поколений тридцати-, пятидесяти- или восьмидесятилетних свои интерпретации, нередки и совершенно индивидуальные видения. А у детей, приходящих на спектакль, просто перехватывает дыхание, когда они видят героев. Обычно кажется, что они ничего не понимают, но на самом деле они видят что-то свое. В этом вся “Волшебная флейта”: это опера для любой возрастной категории, которая равно интересна и детям, и просвещенным интеллектуалам.

— Идея этого спектакля возникла у Пета Хальмена в 2004 году после пожара в Веймарской библиотеке, носящей имя герцогини Анны Амалии. Тогда сгорела большая часть книг из ее собрания, — вспоминает постановщик. — Для Германии это было культурным шоком, ведь в пепел превратилась огромная часть культурного наследия. Пережив такой кошмар, вы непременно попробуете восстановить здание, заново возведете стены и постараетесь привести в порядок уцелевшие предметы. Необходимость культурного ренессанса — одна из тем спектакля Хальмена. Мне кажется, именно поэтому постановку можно назвать неоклассической. Автор стремится восстановить наследие прошлого, использует его приемы, но смотрит на него взглядом современного режиссера и опирается на современные театральные технологии.

— В «Волшебной флейте» немало глубоких сцен, таких, например, как беседа Жреца и Томино. Возможно, это самая интеллектуально сложная сцена во всем жанре оперы. Она длится всего пять минут, но требует немалого ментального напряжения. Или сцена второго акта с Томино и Папагено, где первый олицетворяет высшее общество, аристократию, а второму ничего в жизни не нужно, кроме бокала вина и тарелки со спагетти. При кажущейся серьезности спектакль полон фантазий, которые граничат с легким безумием. Например, Папагено предстает в образе пингвина. Почему? Во-первых, пингвины милые и забавные, они всем нравятся. Во-вторых, в первой сцене Папагено говорит, что он беден, поэтому он живет вне библиотеки, во внешнем мире, это мир без культуры, где полно льда и снега. А кто может жить среди снегов и оставаться счастливым? Пингвин!

— Текст «Волшебной флейты» временами трагичен, иногда наивен, иногда кажется просто глупым. Но здесь нечему удивляться, ведь либретто было написано много веков назад. Вы наверняка знаете, что его автор Эмануэль Шиканедер пел партию Папагено на премьере спектакля в 1791 году, будучи обычным актером, не имея оперных вокальных данных. В нашем спектакле этот исторический факт обыгран большой подвижностью героя, он постоянно находится в действии. Обычно оперные певцы не так активны на сцене. В действии много трюков и прочих забавных вещей, но они не отвлекают от главной темы — хрупкости культуры и ее наследия.