Балет в Михайловском. «Тщетная предосторожность»

8 апреля 2014

Рецензии

Балет в Михайловском. «Тщетная предосторожность»

Балет «Тщетная предосторожность» в постановке Фредерика Аштона впервые шел в России более полувека назад. Труппа Королевского балета привезла его в Ленинград 15 июня 1961 года, через год после лондонской премьеры. Аштон вспоминал, что в России балет прошел «триумфально». По возвращении он рассказывал другу: «Зрители все аплодировали и аплодировали и не могли остановиться».

Аштону не понравились временные ограничения свободы, которые он был вынужден терпеть во время краткого визита в СССР, и после этого железный занавес для него больше не поднимался. Умер Аштон в разгар перестройки — однако всегда восхищался успехами российских коллег. Как известно, балет он полюбил, когда увидел выступление Анны Павловой в Перу (Аштону тогда было 13 лет). Другая балерина Мариинского театра, Тамара Карсавина, убедила его поставить «Тщетную предосторожность»: ее воспоминания о танце с лентами и сценке «Когда я выйду замуж» переданы в постановке Аштона с величайшей точностью. Аштон дружил и с другими русскими балеринами, в том числе с Верой Волковой, и часто обращался к ним за советом.

Павлова, Карсавина и Волкова родились в Санкт-Петербурге. Этот город в советское время назывался Ленинградом — и именно здесь постановку Аштона встретили с таким восторгом и в далекие шестидесятые, и в наши дни. За прошедшие полвека балет-идиллия почти не изменился, и петербургский зритель увидит его таким, как прежде. А все благодаря инициативе и энергии главного балетмейстера Михайловского театра Михаила Мессерера. Именно он вернул балету Аштона первозданный вид, запечатленный на записи 1965 года, где выступает самый первый состав исполнителей.

Мессерер хотел убрать все украшательства, которые впоследствии добавляли к балету и сам Аштон, и Александер Грант, под которого создавалась роль Алена и которому Аштон завещал права на постановку. В первые два вечера это похвальное намерение было в целом исполнено — можно сказать, вопреки серьезным изменениям в роли вдовы Симоны, которые на последнем показе добавил приглашенный на эту роль артист. К этому мы еще вернемся.

Грант умер в 2011 году, после чего права перешли к его партнеру Жан-Пьеру Гаске, с которым он прожил более 50 лет. Гаске приехал в Михайловский помогать Мессереру возрождать постановку. К ним присоединился Майкл О’Хэйр из Бирмингемского королевского балета (его брат Кевин — директор Королевского балета в Ковент-Гардене). Мессерер, Гаске и О’Хэйр совместно с режиссером Филипом Эллисом проделали великолепную работу в очень короткий срок.

Не все трактовки персонажей удались идеально, однако в целом труппа усвоила характерные черты «английского» стиля Аштона: единообразную лирическую легкость движений и акцент на пластический потенциал верхней части корпуса. Все это хорошо видно в танцах крестьян и селянок на протяжении всего балета. Самое большое отличие от постановки Ковент-Гарден (туда балет вернется в апреле-мае 2015 года) и Бирмингемской труппы в том, что в Михайловском балет расширен на три акта. Там, где в первом акте исходной постановки происходит смена действия при опущенном занавесе, теперь антракт. Думается, так даже лучше: действие распределяется между актами более равномерно.

Я видел все три премьерных показа в Михайловском (в мае состоятся еще пять), хотя рядовому зрителю простительно было бы считать, что смотреть стоило лишь третий: ведь именно там в роли вдовы Симоны дебютировал Николай Цискаридзе. Кажется, российских критиков на премьере почти не было, а жаль: я убежден, что это был лучший из трех прогонов. Лучшим он стал благодаря великолепному романтическому дебюту двух молодых танцоров: Анастасии Соболевой (22 года) в роли Лизы и Виктора Лебедева (22 года) в роли Колена.

Соболева — настоящая находка. Пока что она в Михайловском театре всего лишь вторая солистка, но ей замечательно удалось уловить характер Лизы: она одновременно очаровательна и своенравна, и все это — на основе безупречной техники. Упоминавшаяся выше сценка «Когда я выйду замуж» в ее исполнении — просто чудо. Для Соболевой это был не вполне дебют: в ноябре 2009 года она уже танцевала Лизу на главной сцене Большого театра (в постановке Горского). Тогда ей было 16 лет, и она училась в Московской государственной академии хореографии.

Лебедев-Колен — веселый, непредсказуемый, но уверенный в себе. Он великолепно владеет техникой: легкие, высокие прыжки и быстрые, точные пируэты замечательно смотрелись во время вариаций па-де-де «В поле». Он молод и красив — похож на юного Роберто Болле — и у него очень длинные ноги. Единственный момент, который стоило бы подтянуть — это работа с партнершей, особенно в высоких поддержках, каждая из которых стоила ему большого труда (хотя благодаря усердию и сосредоточенности все они в итоге удались).

В двух других спектаклях главные роли играла другая пара (несмотря на слухи, что в одном из спектаклей появится Иван Васильев). Ивану Зайцеву поддержки даются гораздо увереннее, однако ему не хватает обаяния и легкости Лебедева. И хотя па-де-де выглядело мощнее, вариации были не такими интересными. Его Лиза — Ангелина Воронцова, которая после ареста любимого мужчины перешла в Михайловский из Большого театра. Павел Дмитриченко сейчас отбывает срок за участие в нападении на художественного руководителя Большого театра Сергея Филина с применением кислоты.

Воронцова — прима Михайловского театра. Она излучает солнечную уверенность, которая хорошо смотрится в этом балете. А еще у нее ошеломительная техника. Она умеет все, и ее соло незабываемы. Она потрясающе держит равновесие, и этот ее талант подчеркивал все важные паузы в вариациях и позволил гладко перейти к танцу вокруг майского шеста. Исполнять головоломные «ленточные действа» Аштона в первом акте Воронцовой с Зайцевым было проще, чем паре, танцевавшей в первый вечер. Однако, несмотря на хороший и многообещающий дебют, ее исполнение Лизы скорее походило на стандартную трактовку бойкой комической героини балета: такой же образ в равной степени подошел бы Сванильде из «Коппелии». Лиза получилась слишком ветреной, без тонких черт характера, которые вложила в нее Соболева.

Главные комические роли в балете — вдова Симона и Ален, простоватый сын богатого вдовца-винодела; и Симона, и старик Томас очень хотят женить Алена на Лизе, но их затея обречена на провал. Эти роли каждый вечер исполняли разные артисты. Прямо как сказка «Три медведя», право слово: первый слишком ярок, второй слишком скромен, зато третий — в самый раз!

Первый Ален, Денис Толмачев, был очень смешным. Он вылитый Гарпо Маркс. Но Ален должен быть наивным и комически-занудным (отсюда его любовь к красному зонту). Он простачок, но не сумасшедший — а в исполнении Толмачева ему можно смело выдавать справку! Второй Ален, Константин Килинчук, был гораздо более сдержан и — с точки зрения придирчивого знатока — попросту высоковат для этой роли. А вот Алексей Кузнецов в третий вечер здорово станцевал незадачливого Алена, практически идеально подчеркнув все его милые и забавные черты характера.

Неудивительно, что лучшая вдова получилась у танцора, приглашенного из Англии: Майкл О’Хэйр из Бирмингемского королевского театра продемонстрировал бездну опыта и понимания наряду с чудесными и тонкими комическими репризами. Его танец в сабо безупречно попадал в ритм, содержал весь диапазон движений и стал — с большим отрывом — лучшим из трех вариантов (с другой стороны, это неудивительно: русские танцовщики непривычны к ланкаширским сабо). Роман Петухов — вторая Симона — немного недоигрывал, но все-таки в нем было все, что нужно для успеха в этой роли. Он оказался гораздо ближе как к идеалу (Стэнли Холден из самого первого состава), так и к версии О’Хэйра, чем третий танцор.

Вдова Симона в исполнении Цискаридзе выглядит странно: исполнение полностью противоречит заявленному намерению вернуться к хореографии первого состава Аштона, которую можно увидеть на записи 1965 года. Еще в 1959 году Холден сменил Роберта Хелмпана после нескольких репетиций: тот решил, что эта роль не для него. Биограф Аштона Джули Кавана пишет, что хореограф сказал Холдену: «Я рад, что играть будешь ты... Ты никогда не переигрываешь». Еще он вроде бы говорил, что во время последнего прекрасного па-де-де влюбленных Хелпман «наверное, сидел бы и вязал». Аштона уже 25 лет нет с нами, но подозреваю, что если бы он увидел, как Цискаридзе пытается переключить все внимание на себя, то опасался бы за его исполнение не меньше, чем за игру Хелпмана в этой травестийной роли. Нет, во время па-де-де Цискаридзе не вязал. Но его энергичный комический пасьянс за столиком сбоку от сцены однозначно отвлекал от крестьянского танца! На сцене танцор постоянно что-то делал, а так как это Николай Цискаридзе, то в России все взгляды будут прикованы к нему. Создавалось ощущение, что это — спектакль не о непослушной дочери, а о матери-наседке.

Вдова Симона в исполнении Цискаридзе получилась на поколение моложе того, к чему мы привыкли. Ни согбенной спины, ни седых волос. Прямая, как палка, в тугом корсаже, этакая смуглянка-интриганка. Если учесть, что за помолвкой Алена и Лизы кроется намек на связь между их родителями, старик винодел неплохо устроился (хотя в ночь свадьбы его, возможно, ждет сюрприз)! Когда Цискаридзе вертится перед зеркалом перед выходом из дома, то замирает в арабеске (правда, не он один: помнится, Уилл Такет из Королевского балета тоже делал что-то в этом роде). Если хоть где-то появлялся шанс что-нибудь добавить (и даже ринуться вниз по наружной лестнице дома), Цискаридзе этим шансом пользовался. Он добавил больше украшательств, чем целое поколение современных постановщиков — и тем самым уничтожил весь замысел этой постановки! Танец в сабо он исполнял с апломбом, хотя не всегда соблюдая последовательность движений и не в такт музыке.

Лучшая составляющая третьего спектакля — по-настоящему теплые отношения между Симоной в исполнении Цискаридзе и ее дочерью Лизой. Цискаридзе — наставник Воронцовой. Он тренировал ее в Большом (отказ Филина дать Воронцовой роль Одетты — ключевой момент в истории, которая привела к аресту Дмитриченко). Дочерняя преданность проникает на сцену — и создается совершенно уникальное впечатление. Повторить его, наверное, удастся, только если Симону и Лизу будут играть настоящие отец и дочь. Подлинная близость отношений в третьем составе была очевидна — в этом отношении исполнители подобраны очень удачно. Некоторые элементы, добавленные Цискаридзе, отражали эту близость. Особенно это было заметно в чрезмерной привязанности Симоны к Лизе и в отступлениях, которые демонстрировали презрение вдовы к Алену. Хотя я считаю, что такое расширение роли противоречит намерениям как Аштона, так и этой постановки, нельзя не признать, что Цискаридзе подчеркнул и любовь вдовы к дочери, и недоверие к этой ветренице, за которой глаз да глаз нужен, — и расширил оба эти аспекта их отношений.

Танцоры Михайловского театра замечательно проявили себя не только тем, что усвоили «стиль Аштона». Они исполнили все английские танцы, которыми нагружен кордебалет, от морриса до танца вокруг майского шеста, от мюзик-холла до пантомимы. Справились они великолепно. В этом есть большая заслуга Филипа Эллиса, который, особенно в первом и втором актах, играл темпы в ритме быстрого галопа — и оркестр Мариинского театра живо на это отреагировал. Акустика в этом небольшом и элегантно украшенном театре превосходная.

В первый вечер русская аудитория не сразу оценила балет, и некоторые комедийные сценки в начале спектакля не вызвали реакции. Над комедийным танцем петушка (Александр Гавриш) и его курочек почти никто даже не хихикнул. Но появление в конце первого акта прелестного золотистого пони с длинной гривой (на нем вдова с дочерью едут на праздник сбора урожая) заслуженно растопило лед. С этого момента — и на все три представления — аудитория была захвачена буколическим духом постановки Аштона; я давно не видел, чтобы на премьере столько раз вызывали на бис.

Хотя в завещании Аштон оставил подробные указания относительно каждого из своих балетов, он не рассчитывал, что постановки надолго его переживут. Он очень любил все, что связано с петербургским балетом, и судьба распорядилась так, что через 25 лет после его смерти в этом городе с разницей в неделю состоялась премьера двух его больших постановок. Прошла всего неделя после триумфальной премьеры «Тщетной предосторожности» в Михайловском — и в Мариинском театре состоялась очень тепло принятая публикой премьера балета «Сильвия — нимфа Дианы», который восстановили Кристофер Ньютон и Моника Мейсон, а поставила Сьюзан Джонс из Американского театра балета. Понятно, почему мне показалось, что в Михайловском театре карикатурный портрет Аштона на антрактном занавесе, который нарисовал для «Тщетной предосторожности» Осберт Ланкастер, так довольно улыбается!

Грэм Уоттс, DanceTabs.com