По канонам психологического триллера

26 ноября 2014

Рецензии

По канонам психологического триллера

Постановка «Трубадура» Джузеппе Верди, сделанная Дмитрием Черняковым два года назад для театра Ла Монне в Брюсселе, будет теперь идти в новом исполнительском составе на сцене Михайловского театра в Петербурге. Дирижер спектакля — Михаил Татарников.

Михайловский театр достиг своей цели — здесь появилась продукция Дмитрия Чернякова, как известно, распрощавшегося три года назад с российскими театрами после скандала с его «Русланом и Людмилой» в Большом театре. Правда, михайловский «Трубадур» — не новая постановка, сделанная Черняковым для театра, а перенос его брюссельского спектакля 2012 года — с готовой сценографией и частично — солистами. Этот «Трубадур» уже известен и в России, благодаря трансляциям и выпущенному DVD . Но для широкой аудитории михайловский спектакль предстанет как образец черняковского радикализма, потребовавшего на этот раз от самого режиссера специальных апарте: и в программке, излагавшей в пандан оперному либретто режиссерскую версию сюжета, и в ремарках на табло, вмонтированных в «тело» самого спектакля.

По замыслу режиссера, речь в «Трубадуре» пошла не о вердиевских героях, а о прошедших через пароксизмы «трубадуровских» страстей и выживших во времени персонажах, собравшихся теперь в замкнутом пространстве мрачной, пустынной красно-черной квартиры. Безусловно, и без комментариев зритель бы сориентировался, что ни цыганского табора, ни воинов, ни арагонских аристократов, ни монахинь XV века в спектакле нет, но вряд ли адекватно была бы воспринята суть происходящего, если бы режиссер не обставил каждую сцену объяснительной запиской. Роскошная дама в черном кружеве Азучена (вердиевская цыганка) собирает в квартире людей, связанных каким-то образом с ее острой душевной драмой — переживанием погибших на костре(!) матери и сына. Возможно, это ее внутренний бред, возможно фобия. Дама (Ильдико Комлоши) решается прояснить свое подсознание, пролить свет на тайны прошлого, проведя сеанс психоанализа с выбранными ею людьми. Все они когда-то пережили что-то общее — допустим, коллизии по Верди, в настоящем — это заурядные типажи: в сером офисном костюме, не выпускающий из рук винную бутылку Граф ди Луна (Скотт Хендрикс), «звездящий» Манрико, в кожаной куртке и джинсах (Арнольд Рутковски), суетящийся при Азучене старик в застегнутом плаще — Феррандо (Джованни Фурланетто), влюбленная в Манрико и брошенная им Леонора (Татьяна Рягузова). Этим узким кругом и ограничивается представляемая психодрама, многолюдная по партитутре, хор из которой в спектакле ловко спрятан в оркестровой яме, а остальные, предусмотренные композитором персонажи, распределены «по ролям» между участниками. Логично, так как все, что происходит на сцене — ролевая игра.

О том, какое отношение эта игра имеет к Верди, нет смысла дискутировать. Поскольку здесь нет оперы Верди. Нет драматургии Верди. Нет его героев. Это спектакль с музыкой Верди. Спектакль современный, скроенный с модным психоаналитическим разрезом, по канонам психологического триллера, где погружение на дно психики заканчивается убийством. Черняков строит свой сюжет жестко: персонажи собираются, Азучена запирает дверь на ключ изнутри, быстро обозначаются линии взаимоотношений (Леонора радостно бросается к давно не виденному Манрико, ди Луна начинает тут же напиваться от ревности, Феррандо вторит Азучене и тп.), раздаются листки, начинается игра. Азучена выпытывает у Леоноры, что ее связывало с Манрико, та быстро доходит до истерики, исступленно рассказывая о любви, в ди Луна растет ярость. Сама Азучена, погружаясь в память, украшает себя цыганскими серьгами и монисто, вынутыми из шкатулки. На вершине ее истерики выясняется, что она убила собственного сына (бросила в огонь!), а Манрико — ей не родной. Но именно в Манрико она маниакально нагнетает месть, доставая нож. Начинается ролевая игра «отомсти за меня!», скрещивающаяся с таким же маниакальным сюжетом от ди Луны: «она будет моя!»

Наступает момент в спектакле, когда раскрученные алкоголем и психоанализом инстинкты игроков сбивают бескровный расклад, и на сцене начинается реальный кошмар: пьяный Ди Луна, раскопавший в чемодане пистолет, берет остальных в заложники. Азучена и Манрико связаны проводами, старик Феррандо убит в лоб из пистолета. Но как только Ди Луна овладевает Леонорой, он успокаивается и отпирает дверь страшной квартиры. Как ни странно, вон никто не бежит: выпутавшийся из проводов Манрико послушно внимает очередному бреду Азучены и отвергает Леонору, та — с горя убивает себя, а Ди Луна убивает Манрико. Потом Ди Луна убивает и себя, узнав, что Манрико — его брат. В финале торжествует сумасшедшая Азучена: «отомщена!». И это уже не ролевая игра, а чистейшей пробы криминал с элементами психоза.

Черняков выстроил этот триллер виртуозно, технологически чисто, детально проработав все линии с актерами и смонтировав острый сюжет из ролевых историй, психических фобий, пограничных состояний и т.п. Но музыка Верди оказалась здесь не драматургичной, а прикладной, придающей действенный эмоциональный накал. Поэтому координировать с оркестром этот сюжет оказалось невозможным, хотя дирижер Михаил Татарников и нагнетал энергетику, громкость, превращал церковный звон в зловещий бой настенных часов, а молитвенные песнопения хора — в заупокойные. Но главными проводниками от Чернякова к Верди в спектакле были певцы, которые героически исполняли партии в заданных обстоятельствах. И некоторым это успешно удалось. В том числе, и единственной михайловской солистке Татьяне Рягузовой — Леоноре. И надо заметить, что именно через певцов Джузеппе Верди все-таки прорвался в зал, не дав забыть, чей это «Трубадур».

Ирина Муравьева, «Российская газета» — Столичный выпуск № 6540 (268)