Опера больших страстей

13 декабря 2019

Рецензии

Опера больших страстей

Оперу «Аида» Верди поставили в Михайловском театре впервые за всю его историю. Режиссером выступил Игорь Ушаков, музыкальным руководителем — дебютант Александр Ведерников, а заглавные партии исполнил международный состав солистов.

«Аида» — большая опера больших страстей — начинается с очень тихого, робко вползающего вступления, символизирующего зарождающееся чувство чистой любви, которому предстоит разрастись до кульминационной волны. Но это чувство не может длиться вечно и безоблачно, а потому очень скоро на него накатывается стена разрушительной «контрволны». Одной системе гуманистических ценностей Верди противопоставлял другую. На контрастных полюсах, заданных во вступлении, строится и драматургия оперы, где в схватку вступают любовь и ревность, жесткость бесчеловечного ритуала и живое чувство свободы.

Зрителю стало понятно, какая система победила, лишь в конце, когда Амнерис вышла без сжимавшего голову шлема, с распущенными волосами, полубезумная, окончательно поверженная известием о нелюбви к ней Радамеса, отдавшего предпочтение велению сердца, а не долга. Художник постановки Мариус Някрошюс, сын знаменитого режиссера Эймунтаса Някрошюса, продемонстрировал в своих декорациях чуткость к музыкальным структурам. В центре внимания оказался смещенный вправо от центра вырезанный силуэт храмового портала. Он странным образом напомнил силуэт домика-сарайчика из легендарного «Сказания о невидимом граде Китеже» Дмитрия Чернякова. Вполне возможно, художник устроил эдакую перекличку сценических текстов.

Он не избежал и сильной визуальной рифмы к «Аиде», поставленной на Зальцбургском фестивале два года назад иранской художницей Ширин Нешат. Здесь, как и там, в фокусе внимания оказались неспешность действа, подчеркнутая ритуальность костюмов, прихотливое мерцание черного и золотого. Дизайнерское послание новой «Аиды» стало еще более очевидным уже после спектакля, когда за кулисами можно было разглядеть вблизи платья Амнерис или Аиды. Ставка на картинку, умело прикрывшую слабости режиссуры, оказалась безошибочной. Хотя главным героям явно не помешали бы большая осмысленность, острота и рельефность рисунков ролей.

Тему плетения паучьих интриг, а вместе с тем плетения судьбы Мариус Някрошюс провел буквально, заплетая в одной из картин с потолка до пола плотные восточные узлы-орнаменты. Дирижер, судя по всему, подвергся внушению художника и предпочитал темпы средние и умеренные, с тенденцией к застыванию, затормаживанию. Во всяком случае именно такой звуковой образ остался в памяти после премьеры. Не всем солистам пришлось сладко при такой темповой раскладке. Но когда в «Аиде» есть хороший тенор, можно быть уверенным по крайней мере в половине успеха.
На премьере им стал итальянец Риккардо Масси. Его можно было назвать идеальным Радамесом. Вторым идеальным солистом стал отец Аиды Амонасро в исполнении баритона Кирилла Манолова, обеспечившего объем для этой оперы-фрески, придавшего еще и ощущение особой уверенности в происходящем. Две девушки-соперницы, Аида и Амнерис, боролись за свое счастье не на шутку. Татьяна Мельниченко в партии Аиды показала прочность и объем своего драматического сопрано, однако в низком регистре вдруг исчезал тембр, а верха брались крайне напряженно, да и подлая тремоляция нет-нет, да пробивалась, портя картину. В одном из следующих спектаклей Татьяна была заменена на Ирину Мореву, учившуюся у самой Галины Вишневской, и эта Аида намного больше впечатлила слушателей.

Наша любимая петербургская меццо-сопрано Олеся Петрова в партии Амнерис мудро взяла в арсенал своих художественных средств кроме напора и форте еще и пиано, и камерные краски. Она увела в тень обжигающие страсти своей героини, показав страдающую женщину с богатым внутренним миром, так неумело распорядившуюся своим мимолетным счастьем.


Владимир Дудин, «Санкт-Петербургские ведомости»