Режиссерская опера

24 апреля 2014

Рецензии

Режиссерская опера

«У нас в опере должен быть режиссерский театр, и мы будем это культивировать», — такова принципиальная позиция генерального директора Михайловского театра Владимира Кехмана, высказанная в интервью газете «Известия». Практически одновременно «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовали статью, где высказывают свое видение пути, по которому движется наша оперная труппа, и размышляют о том, что значит для театральной аудитории радикальные прочтения оперной классики. В центре внимания — «Евгений Онегин» Андрия Жолдака и «Царская невеста» Андрея Могучего.

Маски Онегина

XX фестиваль «Золотая маска» не обошелся без неожиданностей, приятных для Михайловского театра, чей «Евгений Онегин» в постановке Андрия Жолдака получил сразу три маски («Лучший режиссер», «Лучший спектакль», «Лучшая работа художника по свету»).

Жюри «Маски» отсматривало спектакль уже в Москве на Новой сцене Большого театра, где он был горячо, под гром оваций встречен столичной публикой. Постановка получила и международный резонанс на оперном фестивале в Савонлинне. Спектакль очень приглянулся руководству Оперного театра в Бордо, которое предложило взять его в аренду, и сейчас этот процесс находится в стадии переговоров об условиях.

Если «Онегин» отправится во Францию, то дирижировать спектаклем в Бордо будет Михаил Татарников. Поэтому Михайловский может остаться на неопределенное время без этого «шедевра». Хотя свято место пустым не будет, поскольку в июле на сцене Михайловского театра должен появиться новый «Евгений Онегин» — в режиссуре Василия Бархатова, художественного руководителя его оперной труппы.

Василий уже успел поделиться идеей, что не исключает возможности проведения фестиваля разных постановок оперы «Евгений Онегин». И далеко ходить не придется: только в петербургских музыкальных театрах сегодня можно насчитать пять разных «Онегиных», если брать во внимание спектакли в Мариинском и Михайловском, «Санкт-Петербург-опера» и Театре Консерватории. А если сюда добавить еще «Онегина» в постановке Чернякова из Большого театра, пару-тройку «Онегиных» из Казани, Риги, Варшавы, то новый фестиваль одной оперы готов...

Что до «Онегина» Жолдака, то расставаться с ним надолго будет обидно: этот опыт радикального прочтения сюжета из сокровищницы мировой литературы оказался хоть и шокирующим, но ошеломляюще познавательным. Черно-белая интерпретация «Евгения Онегина» явила жуткий мир бессознательного, мир морока героев Пушкина и Чайковского. Режиссер позволил себе дерзко переплести прошлое с настоящим, учтя чувственный опыт нашего современника. Все это если и испугало некоторых ревнителей общественной морали, то и овации вызвало отнюдь не равнодушные. Жолдак пусть и довольно варварски, в жесткой системе координат своего стиля, выпустил на свет таких демонов этой оперы, которых можно услышать в нотах этих «лирических сцен» Чайковского.

Радикальный вариант прочтения священной для россиян оперной классики органичнее смотрелся бы на какой-нибудь малой экспериментальной сцене, если бы таковая была у Михайловского театра, — тогда у недовольных консерваторов вопросы отпали бы сами собой. Обидно в очередной раз слышать гневные речи поборников театрального канона о том, что оперы, дескать, нужно ставить так, как их задумал композитор. На это хочется возразить, что все задуманное композитор записал в нотах. Что такое язык музыки, как не самый условный, самый символический язык искусства, которому чаще всего не находится равноценного определения в словах?

В связи с вышесказанным интересно, какая судьба постигнет премьеру нынешнего сезона — оперу «Царская невеста» Римского-Корсакова в постановке Андрея Могучего. В отличие от крайностей Жолдака Могучий обошелся с шедевром петербургского классика куда более лояльно. Впрочем, как посмотреть. Когда статисты проносят нарисованные на дощечках, как на допотопных титрах, слова «хмельной мед», «осень», «зелье» или еще что-нибудь, становится понятно, что и здесь не обошлось без нового, не без иронии, прочтения классики.

Художник-постановщик «Царской невесты» Максим Исаев уже был замечен на территории музыкального театра — в остроумно поставленном балете Щедрина «Конек-Горбунок» в хореографии Ратманского в Мариинском театре. Для постановщиков «Царской невесты» русская тема стала главным источником — они конструировали свое видение хрестоматийной оперы. Опыт формального театра, с которого начинал Андрей Могучий, чувствовался в методе воссоздания художественной реальности. С одной стороны, на сцене много воздуха и никаких жестких привязок к историческому контексту — эпохе Ивана Грозного. С другой — на игровом поле была создана своеобразная система знаков, дававших зрителю повод для полета фантазии. С деревянной стариной здесь соседствовали знаки совсем недавнего исторического прошлого — некая танцплощадка с неоновыми огнями или костюмы, в которые был одет женский хор, его участницы держали в руках красные гвоздики. Сопрягая далекое прошлое с относительно недавним настоящим, режиссер создал напряженное поле для осмысления не столько локального оперного сюжета, сколько судеб России.

На таком поле органично уживались Любаша (Юлия Герцева) в красном кожаном плаще, черных брюках и свитере, Марфа (Светлана Мончак) в ретроплатье в цветочек и бояре в исторических костюмах, правда, надетых на... детей. И даже сам грозный царь в соответствующем царском облачении предстал ребенком. Таким путем оптической иллюзии постановщики дали понять, как далека от нас та эпоха, как по-детски наивны исторические костюмы и как повзрослели мы и наши чувства, как они современны в исполнении взрослых солистов.

Режиссер демонстрировал и пиетет к музыке, давая в узловых моментах — ариях и дуэтах возможность несуетного высказывания, этаких стоп-кадров после активных массовых сцен. В дышащем пространстве привольно чувствовали себя солисты, и оркестр под управлением Михаила Татарникова получил отличную возможность «вышивать» на этом полотне свои драматические узоры.

Так что не так и плоха современная режиссура, если к ней внимательней прислушаться и не торопиться поскорее прогнать ее со двора.

Владимир Дудин, «Санкт-Петербургские Ведомости»