Валькирии летят над Невой

11 сентября 2013

Валькирии летят над Невой
Интервью

Валькирии летят над Невой

Выдающийся дирижер современности Даниэль Баренбойм впервые выступил с Берлинским оркестром Штаатскапеллы в Петербурге в Михайловском театре, посвятив свой визит 180-летию этого театра. Программы двух концертов включали сочинения Вагнера, Элгара, Шуберта и Рихарда Штрауса. В интервью «РГ» маэстро рассказал о своих отношениях с Вагнером и русской культурой.

Вы исполнили в Михайловском театре музыку Вагнера. Она продолжает оставаться для вас сложной, как для большей части человечества, или вы давно нашли к ней ключ?

Даниэль Баренбойм: Музыка может быть сложной и неинтересной. Неинтересной она может быть как из-за примитивности, так и из-за чрезмерной сложности, сквозь которую ее нельзя «увидеть» и услышать. Но сложной музыка может быть еще и являя собой стройную разветвленную систему, состоящую из множества элементов и уровней — именно такой является музыка Вагнера. Вагнер вошел в историю как композитор, который обобщил колоссальный опыт прошлого, благодаря которому открыл путь в будущее.

Одним из стойких мифов до сих пор остается история о запрете музыки Вагнера в Израиле. Можете его развеять?

Даниэль Баренбойм: Напомню, что впервые музыку Вагнера в Израиле исполнил Артуро Тосканини с оркестром Палестинской филармонии в 1936 году. Но после «Хрустальной ночи» 9-10 ноября 1938 года музыканты этого оркестра отказались играть его музыку. Так имя Вагнера стало ассоциироваться с деяниями нацизма и использоваться в корыстных целях. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что эта тема не сходит с полос «благодаря» ее малограмотному обсуждению в массмедиа. Когда мы с оркестром прилетели в Иерусалим, в аэропорту нас ждала куча журналистов, телекамер на пресс-конференции. Вдруг у одного из операторов в кармане зазвонил телефон со знаменитой темой Полета валькирий. Я спросил: «Вы знаете, что это такое?» — «Нет, но мне нравится». Вот вам и весь ответ.

В Байройте в последние годы оперы Вагнера дали на откуп режиссерам крайне левого толка. Вы видели какие-нибудь постановки нового поколения?

Даниэль Баренбойм: Нет, скандальных постановок я не видел. В Байройте я работал с 1981 по 1999 годы — это было прекрасное время, но с меня хватит.

Насколько убедительной показалась вам концепция тетралогии «Кольца нибелунга» бельгийского режиссера-видеографика Ги Кассирса, премьеры четырех частей которой транслировались на весь мир, а в минувшем сезоне ее целиком представили на сценах Штаатсоперы и Ла Скала?

Даниэль Баренбойм: У него были очень хорошие мысли, если говорить о том, что я видел на бумаге, когда знакомился с концепцией спектакля. Мне показалось, что ему не удалось воплотить их на сцене. Может быть, у Ги Кассирса получится осуществить свой грандиозный замысел когда-нибудь в будущем, потому что это художник очень большого ума и таланта, у которого есть блистательные задумки.

Сегодня Вагнера поют и русские певцы, в том числе и в Штаатсопер в Берлине.

Даниэль Баренбойм: Да, и очень рад, что я дожил до того времени, когда в мире не осталось ни одного крупного оперного театра самого высокого уровня, в которых не пели бы русские певцы. Сегодня я понимаю, насколько важными оказались русские певцы для развития мировой оперы. И это настоящий феномен. Советское время дало миру прекрасных пианистов — Гилельса, Рихтера, многих других, но великих певцов было намного меньше. Сегодня же в Европе и за океаном работает множество певцов, среди которых Анна Нетребко выделяется, безусловно, как уникум. Но есть и много других молодых и талантливых музыкантов.

За что вы так любите Анну Нетребко?

Даниэль Баренбойм: О, Анна бесподобна! Она прекрасна не только как певица, но и как актриса, поскольку умеет соединять театр и музыку, этим даром она наделена от природы. Нашей первой совместной работой была опера «Манон» Массне. В следующем году мы запишем с ней «Четыре последние песни» Рихарда Штрауса в год его юбилея. А в конце ноября в Штаатсопер у Анны будет мировой дебют в партии Леоноры в опере «Трубадур» Верди, где ее партнером выступит Пласидо Доминго, с которым я обожаю творить музыку.

В начале октября в Берлинской Штаатсопер состоится премьера «Царской невесты» Римского-Корсакова в постановке Дмитрия Чернякова. Вы впервые сталкиваетесь с этой оперой Римского-Корсакова?

Даниэль Баренбойм: Да, впервые , и я слышу в ней то, из чего вырос Стравинский: его «Жар-птицу» и «Весну священную» невозможно представить без «Шехеразады» и «Китежа». С Дмитрием мы очень тесно сотрудничаем, обсуждаем все детали.

Оперы Римского-Корсакова, за редким исключением, звучат на сценах оперных театров мира, в отличие от Чайковского. В чем тут причина?

Даниэль Баренбойм: Должен заметить, что Чайковский приобрел мировую славу, прежде всего, благодаря симфонической музыке. Римский-Корсаков вошел в историю музыки, прежде всего, как оперный композитор. Здесь главная проблема — проблема русского языка. Кроме того, в советское время у российских певцов было намного меньше возможностей путешествовать по миру, если не считать Галину Вишневскую и Елену Образцову. Сегодня — другое дело, поэтому все стремительно меняется.

С Михайловским театром вы не собираетесь продолжить сотрудничество, выступить с оркестром этого театра, выпустить премьеру?

Даниэль Баренбойм: Дело в том, что я работаю только со своим оркестром, а в роли приглашенного дирижера, в отличие от своих коллег, не выступаю. Не «ходить налево» я научился, наверно, у Евгения Мравинского, чей оркестр слышал в 1965 году в Ленинградской филармонии и кого считаю величайшим дирижером ХХ века — он отказывался в свое время, несмотря на уговоры, выступить с нашим оркестром в Берлине.

Владимир Дудин, «Российская газета»