СМИ о нас
09.12.2012
«В облике абсолютно счастливого человека есть нечто неэстетичное»
Премьерой «Ромео и Джульетты» в Михайловском театре, намеченной на 13 декабря, выдающийся хореограф Начо Дуато продолжит свое движение в сторону классического танца. О меняющихся пристрастиях худрука Михайловского балета узнал обозреватель «Известий».— В интервью «Известиям» вы говорили, что «Спящая красавица» станет вашим экзаменом по русскому балету. Как оцениваете итоги?
— Я имел в виду, что по «Спящей» будут судить, понимаю ли я классику — ведь в прошлом мне приходилось работать только в сфере современного танца. Это важный поворотный пункт, в том числе и для меня самого, но не экзамен — ибо меня не заботит, что скажут люди. В Испании критики даже выставляют спектаклю звездочки, от одной до пяти, это очень забавно. У вас тоже?
— Пока нет.
— Ты создаешь масштабный двухчасовой балет, а критик берет и ставит тебе две звезды. М-да.
— Каковы ваши классические планы на будущее?
— Совсем скоро пройдет премьера «Ромео и Джульетты». В декабре
А дальше увидим. Театр — это же не фабрика или служба доставки пиццы, где вы знаете, что каждый день должны выдать 50 кг. Многое зависит от вдохновения, публики, моих коллег, генерального директора. Я не хочу знать, что я должен делать через три года, потому что без вдохновения ставить балеты нечестно. Но чем больше я занимаюсь классикой, тем сильнее я ее люблю. Думаю, в моей жизни ее будет все больше.
— Ваш контракт с Михайловским эксклюзивный? Если вдруг Большой попросит вас поставить спектакль, вы должны будете отказать?
— Я могу ставить балеты где угодно. Мистер Кехман имеет столь открытые взгляды, что не только позволяет мне работать в других местах, но и побуждает к этому. Потому что он понимает: чем больше я ставлю в разных театрах, тем шире простирается влияние Михайловского. Забавно, что по условиям моего испанского контракта руководство похищало все мои гонорары за постановки в других театрах.
У Михайловского эксклюзивные права на мои балеты на
— Будете ли вы продолжать выходить на сцену в амплуа танцовщика?
— Нет. В последний раз я сделал это в балете «Многогранность», хотя вовсе не хотел — болело плечо. Меня уговорил Владимир Кехман, он сказал: «Было бы здорово, если бы публика вас увидела». Моя партия в «Многогранности» — партия хореографа, в ней нет претензий на настоящий танец. Вообще на сцене я чувствую себя некомфортно.
— Как изменилась балетная труппа Михайловского за время вашего правления?
— Изменилась невероятно. Почему? Да потому что у них появился хореограф, который работает рядом с ними каждый день. Перед этим интервью я провел пять часов в зале, после — проведу еще два. Я наслаждаюсь, когда вижу, как с моей помощью ребята растут. Они стали более открытыми, начали лучше двигаться, лучше работать в коллективе. Я вывел на авансцену некоторых танцовщиков из кордебалета, которые благодаря новой хореографии получили шанс проявить себя.
— Какие у вас планы на Ивана Васильева и Наталью Осипову?
— Сейчас они будут Ромео и Джульеттой в одноименном балете. Мы хорошие друзья, много общаемся. Если они будут доступны, я продолжу для них ставить. Вы понимаете, что это большие звезды и у них очень много планов. Пока я собираюсь поставить для Ивана и Натальи получасовой балет. Не могу раскрыть, какой именно.
— Скучают ли по вам в Национальном балете Испании?
— Меня это не интересует. Со мной расстались весьма некрасивым образом. Теперь Испания интересует меня только как место проведения каникул и общения с семьей.
— Многие ваши соотечественники сейчас серьезно страдают от кризиса.
— Да, так же как греки, ирландцы, португальцы. Невозможно бороться на одном ринге, когда вы весите 80 кг, а ваш партнер — 20. Именно это происходит в Евросоюзе. Перечисленные мною народы живут на периферии Европы. Периферия всегда беднее, чем центр.
— Вы хотите, чтобы Испания покинула ЕС?
— Нет, ведь это всего лишь кризис! В Европе бывали и более тяжелые времена. Я думаю, что кризис в определенном смысле очень хорош, потому что он заставляет переосмыслить вещи. Мы жили нуворишами, тратили деньги, как сумасшедшие. Мы испортили наше Средиземноморское побережье, строя дома и продавая их немцам и шведам. Теперь все встает на свои места.
Но даже сейчас, в разгар кризиса, стандарты жизни гораздо выше, чем во времена Франко. В Испании вообще все не так страшно: все ходят на пляж, у всех есть возможность состряпать обед, у всех есть деньги на пиво.
— Молодым этого явно недостаточно.
— Я сказал своим племянникам: может, давайте поменяемся эпохами? Я не мог учиться, потому что в Валенсии не было балетной школы. Не мог свободно говорить, что думаю. Я поехал в Лондон, где устроился на работу в «Макдоналдс». Чтобы добраться оттуда до Валенсии, я просиживал по 34 часа в автобусе.
Сейчас испанские ребята учатся в Майами и летают на отдых в Швейцарию. Само собой разумеется, что у
— Насколько важна для вас национальная принадлежность?
— Совершенно не важна. Я ненавижу националистов, ненавижу флаги. Артист не должен быть националистом, потому что он работает не для своего народа, а для всей вселенной. Особенно в танце, где не нужен язык.
Конечно, для «нормального» человека с «нормальной» работой, живущего с семьей, дела обстоят иначе. Но для меня, непрерывно путешествующего с 16 лет, дом — это то место, где я сейчас нахожусь. В Петербурге я дома и по-настоящему счастлив. Когда возвращаюсь в свою страну, я не чувствую себя дома, ведь там у меня нет работы.
— Два года назад вы говорили, что хотите освоить русский язык. Есть ли прогресс?
— Очень маленький. Я могу давать указания танцовщикам по-русски, понимаю русскую речь. Иногда в интернете прочитываю урок «русскаваязыка». Потихоньку выучу. Думаю, что русский — один из самых красивых языков мира. Я закачал записи моих любимых поэтов, читающих свои стихи, — Ахматовой, Пастернака, Бродского. Не понимаю смысл (подглядываю в английский перевод), зато наслаждаюсь звучанием. К тому же Россия и Италия — главные оперные державы. Ни во Франции, ни в Германии, ни тем более в Англии и Испании не создано столько великих опер.
— Кстати, какое впечатление произвела на вас премьера «Евгения Онегина» Андрия Жолдака в Михайловском?
— Не могу судить, поскольку в день премьеры я был очень уставшим и должен был уйти после второго акта. Могу только сказать: чтобы ставить оперу, нужно не только быть меломаном, но и знать очень многое об этой опере.
— Где в Петербурге вы живете?
— Конногвардейский бульвар, 13. Раньше я жил на улице Мира, на другой стороне реки. Было здорово обитать немного подальше от театра, пересекать реку, которая прекрасна летом и зимой, под дождем и под снегом. Но место было мрачноватое, а дом — старый. Я решил переехать в центр, и это изменило мою жизнь, потому что теперь вокруг меня — Исаакий, Эрмитаж, Новая Голландия.
— Вы бываете в петербургском метро?
— Я спускался в метро два раза в жизни. Это было не в Петербурге и не в Мадриде. В Испании я не могу пользоваться метро, потому что люди останавливают меня и требуют автограф.
— Что вы как путешественник можете сказать о русских?
— В сравнении с южанами они красивее. Высокие и элегантные женщины. Конечно, люди разные, и те, кто приезжает из деревни, чуть менее элегантны. Русские ведут себя тише, чем испанцы. Шумность испанцев понятна: хорошая погода, весь день они на улице. Но мне это всегда не очень нравилось — эта открытость, непосредственность, готовность дружить со всеми. В том, как выглядит абсолютно счастливый человек, всегда есть нечто неэстетичное. Я люблю сохранять дистанцию в общении — с танцовщиками, со случайными встречными, с портье. Мой портье в Испании знал всю подноготную моей жизни. А здесь — только «доброутро», «добрывечер». И это прекрасно.
Ярослав Тимофеев
9 декабря 2012