В диапазоне тенора

19 января 2012

Интервью

В диапазоне тенора

Среди мужских оперных голосов о тенорах всегда говорят особо: считают, что это не просто тембр голоса и даже не профессия. Тенор — это судьба. Наверное, Федора Атаскевича, сегодня одного из ведущих солистов Михайловского театра, от далекого сибирского Иркутска до берегов Невы вел именно его голос. Может, это был и голос судьбы.

Расскажите, пожалуйста, Федор, как же вас развернуло от далекого российского востока на крайний российский запад?

Я родился в Иркутске, в семье нас было шестеро детей, но так получилось, что только я связан с музыкой и только я уехал из родного города. Еще в третьем классе я попал в хор мальчиков. Мои родители услышали, как этот хор пел по радио, были потрясены этим пением, и, когда был набор в этот коллектив, они отвели меня на прослушивание.
Удивительный был хор и замечательные руководители! Этот хор так ценили в Иркутске, что, когда открывался Иркутский музыкальный театр, — хор мальчиков пригласили петь в опере Бизе «Кармен». Потом моя судьба складывалась по-разному, но с этого выступления я, наверное, впервые и на всю жизнь полюбил оперу и музыкальную сцену.

А почему сразу не удалось попасть в классический театр?

Так сложилось, что после хора я пошел в музыкальное училище, закончил его как баянист и хормейстер, но потом оказался в армии, и меня забрали во Владивосток. Так я оказался на Тихоокеанском флоте — причем на подводной лодке.

И даже на глубину спускались?

Да, два месяца отслужил на подлодке. Но в июле, когда был День военно-морского флота, я исполнил на праздничном концерте несколько номеров как баянист и как певец, и меня уже через неделю забрали в Ансамбль песни и пляски. Баянистов в ансамбле хватало, и меня взяли вокалистом. В результате задержался я в армии... на восемь лет! В репертуаре ансамбля, конечно, не было классических арий — народные, эстрадные песни. Бывало, я даже в ночных клубах подрабатывал! Приходилось петь и российские эстрадные песни, и западные.

А такой репертуар никак не мешал становлению классического голоса?

Так получалось, что разные репертуарные пласты — народный, эстрадный, классический, — я осваивал поэтапно. После армии, я, например, попал в Хабаровский театр оперетты, но позже занялся классическим, академическим вокалом с преподавателем и стал сотрудничать с Хабаровской филармонией. Вот там-то я спел очень большой оперный репертуар, правда, в концертном исполнении.

Поворот в карьере от эстрады и оперетты к опере был вашим собственным решением? Ведь часто бывает, наоборот: оперные певцы уходят в эстраду и оперетту...

Может, это трудно объяснить, но я чувствовал, что душа хочет именно классической музыки, наверное, это было внутреннее стремление... Да и классические певцы давно покорили меня своим пением: я много слушал, но заниматься вокалом было не с кем. Оперетта, к счастью, подтолкнула к классике. Увы, в Хабаровске не было своего Оперного театра, ближайшие оперные труппы были в Красноярске и Улан-Удэ. Но в Улан-Удэ оперный театр с особенным, национальным колоритом, там классический репертуар исполняют на бурятском языке...

Наверное, сложно мечтать о чем-то и понимать, что мечта может не осуществиться?

Мне кажется, что если чего-то очень хочешь, то даже случайные встречи смогут сыграть роль в твоей судьбе. Так, в 2005 году, зимой, за полгода до конкурса имени Глинки, который проходит в Челябинске, к нам в Хабаровск приехал Владислав Пьявко с сольным концертом. Мне организовали встречу с ним, и Пьявко посоветовал участвовать в конкурсе Глинки. А услышав в моем исполнении арию Ленского, сказал, что надо обязательно исполнить ее и в Челябинске. «Но имей в виду, что ты не сможешь победить на этом конкурсе!» — уверенно сказал Владислав Иванович. Полгода я готовился изо всех сил к конкурсу. Меня даже из театра отпустили в Челябинск, взяв с меня слово, что, как бы ни сложилась моя судьба после конкурса, я вернусь и отработаю в Хабаровске еще два года...

Неужели вы сдержали слово? Ведь вы же стали лауреатом конкурса, и вас сразу пригласили в Челябинский оперный театр?

Когда я оказался на конкурсе и увидел таких звезд оперной сцены, как Ирина Архипова, Мария Биешу, Мати Пальм, я был потрясен... Я исполнял на конкурсе арию Баха, арии Ленского из «Евгения Онегина» и арию Левко из «Майской ночи», романсы и очень сложную народную песню а-капела. Я чувствовал себя в родной стихии: на конкурсе было множество певцов из России, из Украины, Белоруссии, Японии, Кореи. Тогда я понял, что именно на оперной сцене мое место. Но я даже не рассчитывал на участие в третьем туре, не то что на победу. В Хабаровске ставили спектакль по «Безымянной звезде», ждали моего возвращения. И я уже собирался уехать после второго тура... А в результате пришлось менять билеты. Хотя уже тогда меня пригласили в Челябинске работать. Но я же слово дал своему театру! Как можно его нарушить? Меня еще отец в детстве приучил выполнять данные обещания. И я не даю слово, если не могу исполнить его. Но если дал — выполню.

А есть такие случаи, когда вы отказываетесь от очень интересных предложений, если понимаете, что не сможете выполнить их?

Да. Я, например, до сих пор отказываюсь петь Германа в «Пиковой даме». За эту партию нельзя браться раньше срока, надо быть готовым к этой роли очень серьезно. Многие солисты теряли на этой партии голоса. Я думаю, что в истории оперы нет более эмоциональной роли, чем Герман Чайковского: буквально в течение нескольких часов на глазах у зрителей обычный человек в опере «Пиковая дама» превращается в монстра — и все это отражается в музыке и должно быть создано голосом исполнителя. Спеть эту партию и не сорваться, не погубить голос — очень сложно.

Неужели и «Бал-маскарад» Верди, и «Тоска» Пуччини для вас менее сложны — вы ведь беретесь за эти партии?

Они драматичны, но там иная драматическая и музыкальная история: скорее в «Бале-маскараде» мой герой — это жертва обстоятельств, он гибнет, потому что так сложились звезды, такова его судьба. А вот в «Тоске» герой делает свой выбор: он знает, что может погибнуть, но совершает шаг, становится революционером. Каварадосси — это один из самых любимых моих персонажей, я в своей жизни, наверное, поступаю так же, как и мой герой, так же делаю выбор и принимаю решения.

Решение перейти в Михайловский театр чем для вас было?

Для меня Михайловский театр — это и огромная удача, и серьезнейший экзамен, и испытание, и новый виток в жизни — это сегодня для меня все. На сцене Михайловского я уже спел в «Иоланте», потом в «Бале-маскараде», а теперь и в любимой опере «Тоска».

Сложно было принимать такое решение о переезде?

Сложно было просто переезжать из Хабаровска, преодолевать такие расстояния вместе со всей семьей, женой и ребенком — собраться, приехать, обустроиться.

Наверное, сложно вам, сибиряку, человеку с такой уже непростой биографией, работать с таким непростым «инструментом», как голос тенора?

Конечно, это сложный голос. Тенор — это, по-моему, вообще не совсем «человеческий» тембр. Ведь по-настоящему, от природы мужские голоса — это бас и баритон. А тенор он вне нормы, вне обычной природы... Так что с ним в жизни, действительно, очень непросто...


Ирина Тарасова,
«Ваш Досуг»
19 января 2012