Светлана Москаленко: «Моя героиня умеет крутить мужчинами!»

11 февраля 2016

Светлана Москаленко: «Моя героиня умеет крутить мужчинами!»
Интервью

Светлана Москаленко: «Моя героиня умеет крутить мужчинами!»

В предстоящих оперных премьерах — «Доне Паскуале» и «Волшебной флейте» — партии Норины и Царицы Ночи исполнит Светлана Москаленко. Молодая певица готовится к спектаклям на родной сцене после успешных выступлений в театрах Германии и Швейцарии.

— Светлана, не секрет, что о постановке «Дона Паскуале» было объявлено после вашего триумфального выступления на конкурсе Чайковского. И приглашение в европейские оперные дома тоже последовало за престижным званием лауреата...

— Действительно, конкурс Чайковского стал самым важным в моей жизни. Самый серьезный, самый сложный конкурс. Я готовилась практически год, очень ответственно к нему подошла —программу выбрала наисложнейшую. Советовалась с моим педагогом из консерватории Тамарой Дмитриевной Новиченко, с нашими театральными концертмейстерами — Марией Копысевой, Алиной Махаури. Подготовка была длительная, всесторонняя.

— И платья специально заказывали?

— Нет, платьями обошлась своими. Специально на этом я не делала акцент, но тоже тщательно выбирала, что каким произведениям подходит — и платья, и прически. Спасибо нашим девочкам-гримерам, всегда к ним обращаюсь, они помогли. Но сосредоточена была на другом, поскольку были очень серьезные конкуренты и вообще попасть в число тех сорока человек, которые прошли в основную конкурсную часть, было сложно. На этом конкурсе впервые был предварительный отбор, не три тура, как обычно на конкурсах, а пять, если взять в расчет предварительное прослушивание в Москве и сразу после завершения конкурса два концерта в Петербурге и Москве. Очень нервные, насыщенные дни. Незабываемые.

— Что было в вашей конкурсной программе?

— Я получала удовольствие от каждого произведения. Была Цербинетта из «Ариадны на Наксосе» Рихарда Штрауса, которую нужно сделать на десяточку либо вообще не брать. Но я все-таки сделала — не знаю, на десяточку или нет, но для себя я это сделала. И Констанция из «Похищения из сераля» Моцарта. Это произведения дались мне нелегко. Моцарт был на немецком языке, которого я не знаю, поэтому пришлось очень долго работать, просить помощи, ведь важно и произношение, и понимание текста партии.

— Когда пели перед жюри, чувствовали, нравится им или нет? Или уходили со сцены, не имея представления об их решении?

— Мне кажется, что-то уже понятно во время выступления, поскольку видны их лица. Весь конкурс вокалистов — кроме третьего тура — проходил в маленьком зале. Я видела, как реагируют. Конечно, могут реагировать одним образом, но дать противоположную оценку. Вот когда оглашались результаты, было видно всё, кто и как к тебе относится — кто улыбнется, похвалит, поддержит. Дебора Войт, американская певица, сопрано, после всех объявлений крикнула мне «Браво!». Еще в жюри был Тобиас Рихтер, который после конкурса позвал меня в Швейцарию на роль Царицы Ночи в «Волшебной флейте».

— Теперь уже можно утверждать, что Царица Ночи — ваша коронная партия?

— У меня получился длинный тур с Царицей Ночи. Я была в трех странах, участвовала в двух постановках. Сначала в берлинской Комише Опер, потом этот спектакль показывали на гастролях в Китае. Это была очень интересная постановка, но движений у меня там было не много. Главное — лицо. Лицо паука — очень необычный грим. Постановка была анимационная. Транслировалась на большом экране, как мультик, но при этом с живой музыкой и живыми актерами. Некоторые персонажи двигались, но в целом за действие отвечала анимация. От меня требовалось спеть и показать лицо, зрители видели только его. С этим же спектаклем я была в Дюссельдорфе. А потом участвовала в подготовке совершенно новой постановки «Волшебной флейты» в Женеве. Там я находилась два месяца, периодически уезжая на выступления в Дюссельдорф. В Женеве спектакль ставил очень интересный режиссер Даниел Крамер. Мы за три недели поставили всю оперу, мой образ был раскрыт в полной мере. Обычно у Царицы Ночи три выхода и все, а тут режиссер добавил мой выход и в увертюре, и в конце — в общем, везде. Он для каждого персонажа сделал сквозную линию, все участники постановки развивались актерски, скрупулезно работали над деталями. Удивительно, но эта постановка не пошла, премьеры не было. Генеральному директору Женевской оперы спектакль не понравился, он сказал, что это не для Рождества, не для детей. И спектакль сняли, ни разу не показав. Оказывается, в европейском театре такое возможно! Многие, кому я рассказывала об этом, говорили, что встречают такое в первый раз.

— И как вышли из положения?

— Купили другую постановку. Но не новую, а двадцатилетней давности, спектакль из Бонна, полностью перевезли, с костюмами, с режиссером, со всем, чем можно, и вот эта постановка была показана в Женеве.

— Сколько у вас было времени, чтобы переделать уже отрепетированную роль?

— Тоже три недели. Плюс ко всему, добавились немецкие диалоги. Я не была к этому готова. Ведь, как я уже говорила, не знаю немецкого языка. Но в спектакле участвовало несколько немецких артистов, ребята мне помогали и все удалось. Хорошо, что в постановке на нашей сцене диалоги будут на русском языке, потому что было бы очень скучно слушать немецкие диалоги. Хотя в Женеве публика в основном франкофонная, и их это не смущало. Естественно, переводили субтитрами.

— В итоге как приняли «Волшебную флейту» в Женеве?

— Очень хорошо. Я думаю, что новые исполнители дали этому спектаклю новую жизнь. Если честно, когда нам сказали, какая постановка будет вместо той, что делал Крамер, и когда мы смотрели видео, были просто в шоке. Может быть, потому что актеры играли этот спектакль очень долго и он им надоел, но это было скучно. Мы старались вносить что-то своё в наших персонажей, что-то брали из спектакля, который репетировали до этого, и в итоге получился микс, отличный от того, что было на записи.

— То есть, не чувствуя жесткой режиссерской руки, дали себе свободу?

— Да, в этой версии не было жесткой режиссерской руки. Нам просто говорили куда идти и где стоять, и всё. Это еще больше увеличивает ценность работы над постановкой, которой не было суждено состояться.

— Теперь вам предстоит работа над «Волшебной флейтой» в Михайловском театре, но прежде — «Дон Паскуале», концертное исполнение. Как идет подготовка?

— Работа над «Доном Паскуале» началась еще в сентябре, поскольку все знали, что я уеду, и нужно было заранее многое отрепетировать. Эта опера очень хорошо ложится на состав нашей труппы. Мне очень близок образ Норины. Не так давно был «Севильский цирюльник», и я очень вжилась в образ Розины, а между Нориной и Розиной есть что-то общее. Мне нравятся игровые роли, где можно похулиганить, придумать какие-то фишки. Я люблю такие спектакли, где надо не просто стоять, петь и думать только о вокале. Люблю, когда можно подумать над образом, пофантазировать. Хотя в музыке Доницетти всё написано...

— Музыка блистательная. Но сама история непростая, история «на грани»; кажется, что еще чуть-чуть — и комическая опера станет трагедией...

— Каждому герою в один и тот же момент можно и сочувствовать, и ненавидеть его. Бедного Дона Паскуале можно жалеть, можно ругать...

— Но корень интриги в вашем персонаже.

— Да, это так. Видимо, моей героине очень скучно жилось, захотелось чего-нибудь авантюрного. Я думаю, что у нее по жизни такой характер, ей нравится плести интриги, поэтому они с Малатестой и сошлись. У него рождаются мысли, а она их воплощает. Может быть, ей не хватало идей, чтобы совершать нечто подобное, а Малатеста ее все время к этому подталкивал.

— Норина не просто орудие в его руках...

— Действительно, в течение всей оперы она нередко говорит и поет о том, что ее не нужно учить, она сама может научить кого угодно. Например, как крутить мужчинами она прекрасно знает сама. Малатеста говорит ей, что покажет, как лицедействовать и дурачить, а она отвечает, что все знает сама, ей не нужны учителя. В ней это кипит, а он дарит ей сцену, арену, где можно себя показать. И ведь все получается!

— Как складывается актерский ансамбль в «Доне Паскуале»?

— Мне очень нравится Дмитрий Скориков, который готовит партию Дона Паскуале. Опять-таки, мы с ним уже встречались в «Севильском цирюльнике», где история во многом схожа. Но в «Доне Паскуале» больше интриг и страстей, поэтому можно развернуться еще шире. Наш Юра Мончак тоже прекрасен в образе старичка Паскуале. Естественно, Боря Пинхасович — Доктор Малатеста. Я его обожаю, люблю во всех образах, но здесь он просто в своей тарелке! После Фигаро Малатеста дается ему очень легко, мы с Борисом просто как брат с сестрой, всегда находим общий язык. В прошлом сезоне у нас был камерный концерт, где мы исполняли все второе действие «Дона Паскуале» — самый активный и бурный акт — и уже тогда нашли все важные узловые точки. Прекрасный тенор Боря Степанов — Эрнесто потрясающе звучит в этой музыке. Мы еще на камерном концерте с ним пели любовные дуэты, и уже чувствуем друг друга на расстоянии. Я очень рада, что у меня такие партнёры.

— Концертная версия — особое пространство для творчества. Сумеете его использовать в полной мере?

— В концертном исполнении нет режиссерского доминирования, артисты могут себя проявить, по-своему раскрыть характер персонажа. Это большая свобода. Постановка — это всегда прекрасно, но каждый режиссер настаивает на своей точке зрения, представляет желанный ему образ. Здесь никто ничего не навязывает, мы сами должны раскрыть что-то в себе и показать свой образ, абсолютно свой.