Михайловский театр
Петер Феранец: Попытки сделать действие опер более скандальным кажутся неуместными
27 мая 2011
Интервью
Петер Феранец: Попытки сделать действие опер более скандальным кажутся неуместными
На днях в Михайловском театре в Санкт-Петербурге состоится премьера оперы «Богема» Джакомо Пуччини в постановке Арно Бернара. Накануне премьеры мы побеседовали с главным дирижёром и музыкальным руководителем Михайловского театра Петером Феранецем.
— Я ставил «Богему» четыре раза — в разных странах, в разных театрах, и каждый раз делаю это с огромным интересом. Получались непохожие спектакли — по режиссёрскому замыслу, по сценографии. И по звучанию оркестра тоже, поскольку в разных театрах различные акустические возможности. С режиссёром Арно Бернаром мы замечательно поработали вместе над «Иудейкой». Ставить с французским режиссёром «Богему» — с её насквозь «парижским» сюжетом — это особое удовольствие. Арно на каждую деталь в либретто обращает внимание, что может быть лучше?
— Как вы относитесь к переработке либретто известных классических произведений?
— У многих прекрасных опер вполне банальный сюжет, в основе почти всегда любовный треугольник. Но это не мешает им оставаться прекрасными музыкальными произведениями. Поэтому сегодняшняя мода по переделке либретто и попытки сделать действие более скандальным, нетрадиционным мне кажутся, как правило, неуместными. Когда мне предлагают пойти таким путём, я спрашиваю режиссёра: «Если вы так стремитесь уничтожить то, что было создано, может быть, вам не стоит браться за этот материал? Если вы так не любите эту оперу, не ставьте её».
Можно, конечно, перенести действие истории в другое время или другое пространство. Против этого я не возражаю. В Мюнхене дирижёр Томаш Хануш и режиссёр Мартин Кушей поставили «Русалку», где главная героиня поёт в аквариуме, а на сцене туши убитых оленей. И я считаю этот спектакль очень убедительным и удачным. Но менять сюжет, ломать всем известную любовную линию, конечно, нельзя. Для меня работа над оперой невозможна, если искажена партитура или изменены акустические законы. Например, если разбивается квартет: четыре участника расходятся в разные концы сцены или располагаются на разных уровнях — получается, что квартета уже нет, а на сцене поют четыре солиста. Такого я допустить не могу.
— У вас не возникает азарта включиться в соревнование неожиданных оперных редакций?
— Нет, мне интересно качество работы, репетиции. Причём тут азарт? Это же не спорт.
— Спортивные страсти вам близки?
— В детстве моим любимым спортом был горнолыжный слалом, в 13 лет я был чемпионом Чехословакии по слалому. Но потом случилась травма ноги — и спорт пришлось оставить, главным занятием в жизни стала музыка. Если хотите параллелей, то к опере ближе командные виды — футбол или хоккей, но я слишком всерьёз отношусь к своей профессии, чтобы заниматься такими сопоставлениями.
— Русское влияние на ваше профессиональное становление — это Ленинградская консерватория, или было что-то ещё?
— Я вырос в Братиславе и ещё в школе учил русский язык, это был обязательный предмет, так что учил, скажем так, «принудительно». Но очень скоро втянулся и читал не только те вещи, которые требовались по программе. Если с классической литературой иногда приходилось себя заставлять, то «12 стульев» Ильфа и Петрова просто проглотил. Когда был напечатан роман Булгакова «Мастер и Маргарита», количество страниц меня не остановило. До сих пор это одна из любимейших моих вещей, так же как «Собачье сердце». Самиздатовской литературы тоже много было читано. Ахматову, помню, читал в машинописных копиях — её книги тогда не выходили. Когда судьба связала меня с Ленинградом, фактически я был уже «полурусским». К сегодняшнему дню провёл в России, с перерывами, около 11 лет. Несколько раз ставил русские оперы в Европе, в частности, «Онегина» — в Мюнхене и Вене.
— Пользуетесь ли вы сейчас своими старыми связями времён учёбы в Ленинградской консерватории?
— Часто советуюсь со своим преподавателем Марисом Янсонсом. Обращаюсь к Марку Рейзенштоку в консерватории, поддерживаю отношения с Валерием Овсяниковым. Помощь Янсонса особенно ценю. Многое из того, что хотелось сделать в Михайловском театре, уже получилось — музыкальный уровень театра сегодня совершенно другой. Мы нашли и продолжаем искать талантливых молодых певцов. Вокальные данные — это далеко не всё, и молодые певцы в Михайловском театре получают возможность заниматься с серьёзными педагогами, изучают особенности различных музыкальных стилей, учатся фонетическим и интонационным нормам разных языков, берут уроки актёрского мастерства. Наш новый репертуар мы ставим в расчёте на свою труппу — это очень молодая, сильная, талантливая труппа. Приглашённые солисты у нас тоже выступают — Нил Шикофф, например. Это тоже свидетельство наших возможностей, когда на приглашение театра соглашаются певцы такого уровня.
Яна Жиляева