Опера вопреки

6 марта 2012

Интервью

Опера вопреки

Сегодня Петербург по праву называют музыкальной столицей России. Именно здесь зажигаются новые звезды оперной сцены и случаются шумные премьеры. О том, как молодые исполнители попадают на оперный небосклон Северной столицы, «НП» на собственном примере рассказала обладательница дивного сопрано, солистка Михайловского театра Татьяна Рягузова.

— Татьяна, для вас опера — это профессия?

— Мои родители считали, что это не профессия в принципе. Мама у меня математик, папа — врач, вот это — профессии, говорили они. Но для меня — опера, безусловно, профессия, и если человек хоть чуть-чуть разбирается в этом, он понимает, какого тяжкого труда стоит артисту спеть целый спектакль. Более того, это та профессия, которой нужно постоянно учиться и которая не терпит измен. Либо ты на 100% этому отдаешься, либо никак. Оперных певцов наполовину не бывает.

— То есть вы стали вокалистом вопреки желанию семьи?

— Да, у меня все случилось, как водится, назло. В Воронежской области я заканчивала школу с отличием, и мама, естественно, твердила: Таня, нужно поступать в нормальный вуз, чтобы аттестат не пропал даром. Конечно, родители были против моего поступления в музыкальное училище на дирижерско-хоровое отделение. Помню, когда я сдала первый экзамен на пятерку и позвонила маме, а она упавшим голосом сказала: «Это ужасно, я так надеялась, что ты не сдашь и займешься чем-нибудь серьезным!». Училище я тоже закончила с отличием, хотя мама так и не смирилась с моей учебой. Затем был институт в Москве, и тут уже родители меня поддерживали — может быть, смирились, а может, вправду поняли, что это — мое призвание. Сейчас они очень рады за меня, а я рада, что в какой-то момент настояла на своем и не пошла у них на поводу. Я счастливый человек, потому что занимаюсь своим любимым делом.

— А как вы оказались в Петербурге?

— В Москве я окончила Музыкально-педагогический институт им. М. М. Ипполитова-Иванова, после чего занималась с разными педагогами, поскольку наша профессия требует постоянного тренажа. Затем я прошла конкурс в центр оперного пения Галины Вишневской, стажировалась там два года и там же познакомилась с педагогом и певцом Большого театра Бадри Майсурадзе. Эта встреча стала судьбоносной — на тот момент, честно скажу, провинциальной девчонке было очень трудно куда-то пробиться в столице. Но Бадри меня услышал и в какой-то момент взял под крыло. Тогда в Михайловский театр в Петербурге пришел новый дирижер Петер Феранец, и мы приехали к нему на прослушивание, спели пробный спектакль... И вот я уже третий сезон пою на этой сцене. Причем я буквально в первый сезон влилась во все возможные постановки... Я так жаждала петь, так хотела работать! Мои первые пробы — и сценические, и человеческие — прошли здесь. Театр — сложный механизм, но он стал для меня родным, здесь я началась как певица, сам мой характер сформировался здесь. Так что Михайловскому я обязана всем, что у меня есть.

— При таком успешном старте не случалось сталкиваться с открытой завистью коллег?

— У нас в театре очень теплая атмосфера, замечательная труппа, это замечают все, кто сюда приходит. Все интеллигентно, душевно. Ни разу не замечала, чтобы кого-то выживали или гнобили... Конечно, все мы люди, творческая ревность в кругах артистов — случается, и это, в общем-то, нормально. Но прежде, чем решить, что тебя зажимают и не дают петь, нужно задаться вопросом: может, я сам что-то делаю не так? У меня есть знакомые, у которых великолепные голоса — как говорится, Бог дал. Но, случается, одаренные люди очень расслабляются и не хотят прилагать к работе никаких усилий. И наверняка они думают, что их зажимают, когда кто-то, пусть и менее талантливый, работает на износ и в итоге получает партию. Так что многое, на самом деле, зависит именно от тебя.

— Оперный репертуар Михайловского театра — классичен. Как вы относитесь к осовремениванию классики, на которую порой идут современные режиссеры?

— Право на существование, конечно, имеет любая режиссерская задумка, если она талантлива. Не обязательно ставить оперу именно в той эпохе, в которой разворачивается ее сюжет, хотя лично я — сторонница этого. Если это «Царская невеста» — то это эпоха Ивана Грозного и желательно в классических костюмах.

— Татьяна, а как строится рабочий день оперного исполнителя?

— Плюс моей работы в том, что я могу поспать подольше. Конечно, помимо вечерних спектаклей, у нас есть дневные спевки, репетиции с режиссером, оркестровый прогон перед спектаклем. От спектакля до спектакля, когда артисты посвободнее, они посещают уроки, каждый день или через день — у всех свой график. Но вот если мы готовимся к новой постановке, это занимает больше времени, мы можем месяц-полтора ежедневно по 8 часов находиться в театре на репетициях с режиссером.

— Вы чаще хвалите или ругаете себя за работу?

— Как и все вокалисты, я зациклена на своем голосе, на пении. Если после спектакля я сяду в гримерке и сама себе скажу: ну, Рягузова, ты сегодня и спела, просто супер, — это будет первый звоночек к тому, что я не в себе. Такого не бывает, не бывает ни у кого! Всегда есть моменты, на которые ты обращаешь внимание, анализируя после спектакля свое выступление. И если бы этого не случалось — было бы страшно.

— С годами удается побороть волнение перед выходом?

— Кто-то мне однажды сказал, что если совсем нет волнения, пора уходить из оперы. Но волнение волнению рознь, есть такое волнение, которое очень мешает воплощению образа — для меня это жуткое состояние, которое бывало пред выступлениями раньше. В такие моменты я себе повторяла: никому не интересно смотреть на то, как ты трясешься. Но без волнения невозможно, нужно смириться с тем, что все равно в первые минуты ты будешь дергаться и что-то терять в выступлении, поэтому на репетициях нужно выкладываться на 150%, чтобы в день спектакля выступить на все 100%. С опытом я научилась трансформировать страх: просыпаясь в день спектакля, я испытываю волнение, но счастливое, как в преддверии праздника. Я пытаюсь культивировать это чувство, повторяя себе, как я хочу петь, как хочу тронуть зрителей...

— Есть ли специальные диеты для голоса оперных певцов?

— Я знаю, что есть ограничения, что кто-то не ест орехи, мороженое, семечки, шоколад... Я лично слежу только за тем, чтобы не мерзли ноги, потому что это тут же сказывается на состоянии самого уязвимого у певцов — горла. В остальном, если честно, я позволяю себе все что хочу и особо не переживаю по этому поводу.

Наталья Белая,
«Новости Петербурга»
6 марта 2012