Нил Шикофф: «Я просил обернуть нож изолентой!»

15 февраля 2013

Нил Шикофф: «Я просил обернуть нож изолентой!»
Интервью

Нил Шикофф: «Я просил обернуть нож изолентой!»

Нил Шикофф вновь приехал в Михайловский театр ― на сей раз, чтобы впервые спеть в перенесенном из Вены в Петербург «Билли Бадде» Бриттена и повторить свой успех в «Иудейке» Галеви. Между двумя спектаклями прославленный тенор ответил на вопросы обозревателя «Известий».

― Мне показалось, что вы пели старого и молодого капитана Вира разными голосами. Это правда?

― Это было слышно? Здорово!

― Насколько приятно для тенора петь музыку Бриттена?

― Это не так просто. Вообще петь по-английски непросто. Хоть это и мой родной язык, я предпочитаю петь по-русски. Я получаю удовольствие, например, от Каварадосси: «Тоска» Пуччини чудесна, она как киномузыка, только лучше. Но Каварадосси не вовлекает мою личность так глубоко, как Капитан Вир. Сегодня, исполняя Бриттена, я ни разу не почувствовал удовольствия. Эта опера вообще не для того, чтобы наслаждаться собой, ― скорее для саморазвития.

― Кто главный герой оперы? Вы или Билли?

― Если Билли поет так здорово, как сегодня (Андрей Бондаренко.― «Известия»), то я даже не знаю. Думаю, здесь трое равно важных героев. Тем более что в Вене опера шла в четырех актах, а здесь в двух, и моя партия оказалась сокращенной. Но в любом случае я не ощущаю себя в этой опере как звезда. Мне нравится выступать в Михайловском именно потому, что здесь чудесный хор, отличный ансамбль. В воскресенье я спою «Иудейку», а в понедельник и вторник буду давать мастер-классы. Потом три дня я буду преподавать в Большом театре.

― Недавно в Москве был большой скандал вокруг бриттеновского «Сна в летнюю ночь» с обвинениями в педофилии и прочих грехах. Что вы об этом думаете?

― Конечно, в «Билли Бадде» гомосексуальная тема тоже присутствует. Действие происходит на корабле, кругом одни мужчины, таких ассоциаций не избежать. И, конечно, красавец Билли очень привлекает своего врага Клэггарта. Но капитана Вира, которого пою я, влечет чистая, невероятно красивая душа Билли, а не его тело. Мой персонаж слишком эстет и интеллектуал, чтобы мы могли говорить о сексуальности. Вообще, я не догматичен и не боюсь сыграть на сцене что угодно, хотя в реальной жизни ― вы знаете ― у меня дочь, сын и прекрасная жена. Но Вилли Декер никогда не говорил мне о том, что я должен сыграть эротическое влечение к Билли Бадду.

― Вы говорили, что любите персонажей, склонных к саморазрушению.

― О да! Капитан Вир именно такой. Он разрушает себя тем, что становится причастен к смерти прекрасного и не может ее остановить. Он разрушает себя своей гиперчувствительностью.

― Правда, что вы до сих пор боитесь сцены?

― Я нервничаю абсолютно всегда. Сегодня особенно: ведь не вся аудитория понимает английский, не все знакомы со стилем Бриттена. Но за 40 лет я научился использовать нервы в своих целях. Делаю так, что мои нервы вырываются наружу через мой голос и работают на создание характера. Но не всегда: если роль не позволяет использовать мое волнение, то я становлюсь скучным.

― Вы видели обычную жизнь в России?


― Нет. Я вообще обычно не выхожу в города ― всегда в театре, всегда пою. Маниакально нуждаюсь в репетициях. Я попросил Михайловский устроить дополнительную шестичасовую репетицию, и они ее сделали! Никакой болтовни про профсоюзы, как в Америке.

― В этом смысле вы точно русский. Кстати, вы не боялись ехать в Россию после нападения на Сергея Филина?


― Нет. Я считаю, что Россия великая страна. Ничего не скажу вам про российскую политику: я американец, и мне хватает политических проблем в моей стране. Но ваша история и культура потрясающие. Я счастлив быть в России и петь здесь.

― Ваша фамилия намекает на наличие славянских корней.


― Как говорит моя жена, у меня украинские корни.

― А сами не интересуетесь?

― Зачем мне интересоваться, если моя жена все это знает? Вообще, мы, евреи, были повсюду. Понимаете, сегодня я думаю только о «Билли Бадде», завтра начну думать об «Иудейке». И так далее.

― «Иудейку» вы особенно любите?

― Я люблю ее, потому что это опера о важных вещах, о нетерпимости и неравенстве. Она почти не ставилась с нацистских времен до конца ХХ века, и для меня счастье, что я вернул ее к жизни. Сейчас она уже идет в разных театрах. Пожалуй, «Иудейка» ― самая большая моя гордость.

― Вы известны тем, что нередко отменяете свои выступления.

― Я ужасно переживаю из-за отмен. Иногда я выхожу петь даже больным, но когда у тебя кашель, это невозможно. К тому же мои нервы и чувствительность мешают быть стабильным.

― Великие певцы имеют право быть «дивами»?

― Я в этом не уверен. Абсолютно не чувствую себя «легендой» ― просто хочу работать и двигаться вперед. Многие люди думают, что у меня тяжелый характер. Но вот, например, сегодня мне не принесли воду, и мне пришлось самому о ней позаботиться. Некоторые «звезды» устроили бы громкий скандал, а я совершенно спокоен. И я никогда не кричу на людей ― просто исчезаю, ухожу в себя.

― Говорят, что вы нередко видите призраков.

― Я молился им сегодня, чтобы они вышли со мной на сцену, потому что боялся выходить один.

― По вашему голосу я не могу понять, насколько серьезно вы говорите.

― Я говорю очень серьезно. Действительно ли я думаю, что в комнате сидят призраки? Нет. Но верю ли я в существование иной реальности? Да.

― И вы видели своего отца после его смерти?

― Я его чувствовал. Вчера разговаривал с ним. И я всегда ношу его обручальное кольцо. Уверен, что нам важно визуализировать то, что мы хотим видеть. Это действует. Я не думаю, что мы только лишь биологические тела.

― Вас тысячу раз расспрашивали про то, как в 1995-м в финале «Кармен» вы порезали Елене Зарембе руку. Но я все же не могу понять, зачем режиссер дал вам настоящий нож?

― Я жаловался на это! Просил обернуть нож изолентой! Мы договорились с Еленой, что ее руки будут расставлены и я направлю нож сбоку от живота так, что из зала все будет выглядеть реалистично. Но на репетиции мы не очень «спелись» как коллеги. А на спектакле я вошел в роль настолько, что когда с жутким криком побежал на Кармен с ножом, она испугалась и инстинктивно защитилась руками. Я попал ей в руку. Она упала, занавес опустился, и весь пол был в крови.

― Она вас простила?

― Когда я пришел в ее гримерку с глубочайшими извинениями, она холодно сказала «угу». Потом я прислал ей в госпиталь тысячу роз. В итоге мы стали друзьями, но отнюдь не в тот вечер, когда шла «Кармен».

«Известия», Ярослав Тимофеев
15.02.2013