«Мы с братом мечтали танцевать дуэтом»

16 апреля 2012

Интервью

«Мы с братом мечтали танцевать дуэтом»

Когда выпускники балетного училища имени Вагановой Екатерина Борченко и ее брат-близнец Петр дебютировали на сцене Театра Станиславского и Немировича-Данченко, их называли самой большой надеждой балета. В белорусском Большом театре оперы и балета они за несколько сезонов станцевали все главные партии репертуара. Сейчас Екатерину зовут музой Начо Дуато, который признается, что эта балерина вдохновила его на постановку «Спящей красавицы». О своей работе со знаменитым испанским хореографом в Михайловском театре и о дуэте с братом-близнецом Екатерина БОРЧЕНКО рассказала корреспонденту «НИ».

— Екатерина, известно, что жизнь актеров балета очень напряженная: постоянные занятия, репетиции... Есть ли жизнь кроме балета?

— Я люблю читать, особенно книги по популярной психологии, люблю смотреть кино, ходить в театр. Правда, с приходом Начо Дуато в наш Михайловский театр я в театре провожу весь день. А чтобы пойти на какой-то драматический спектакль (я очень люблю драматический театр!), нужно время. Правда, на самом деле я не могу без работы. В этом сезоне я была на море 6 дней, больше не смогла выдержать. Потому что безумно хотелось танцев. Физически. Это уже как наркотик. Тело привыкло работать в определенном ритме — с 11 лет, когда я заставила родителей отвести меня в Вагановское училище.

— Ваши родители сопротивлялись?

— Они больше сопротивлялись, когда пришлось туда отводить моего брата. Петя всегда очень хорошо учился. Много читал, причем все подряд, родители даже прятали от него книги, чтобы не портил зрение. Они никогда не думали, что он захочет пойти в балет. Но когда брат узнал, что меня поведут в балетную школу, сказал: «Я тоже хочу вместе с Катей» И так получилось, что его взяли, а меня не взяли. Мне удалось поступить только со второго раза, хотя я всегда обожала балет. Помню, еще до того, как я поступила в школу, мама, которая танцевала в Мариинском театре, подарила мне маленькую пачку и пуанты. И я тайком танцевала, когда родителей не было дома. Когда мама через месяц стала искать эти пуанты, мне пришлось сказать, что я не знаю, где они. Она говорит: «Как это — где?» — и достает их из шкафа. А они уже сплошное решето, я затанцевала их до дыр!

— Ваш дуэт с братом Петром называли сенсационным, еще когда вы дебютировали в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Но тогда вы внезапно уехали танцевать в белорусский Большой театр оперы и балета. Почему такая резкая смена судьбы?

— В Станиславском я танцевала Мирту, уличную танцовщицу, но в основном была в тройке лебедей — выше мне ничего не давали. Но и мне, и Пете очень хотелось танцевать. И судьба сложилась так, что Валентин Николаевич Елизарьев пригласил нас на ведущее положение к себе. И сразу предложил все! Танцевать дуэтом — было нашим с Петей условием. И все пять лет, с того момента, как мы приехали Минск, мы набирали репертуар. Работали с утра до ночи, танцевали практически во всех спектаклях, в первый сезон подготовили порядка семи ведущих партий. Я была прима-балериной, Петя — премьером.

— Какие привилегии вы имели в Беларуси, как звезды первой величины?

— Привилегии? Наоборот — так как у нас российские паспорта, мы считались иностранцами и лишены были социальных льгот. Я не могла себе купить даже sim-карту — у россиян там нет такого права. Мне покупали белорусы, оформляли на другого человека. И медицинское обслуживание — платное. И налоги в казну Беларуси платили. (Хотя Валентин Николаевич очень поддерживал нас с братом, старался создать благоприятную атмосферу для работы). Знаете, Беларусь еще живет в советском времени. Там все равны, все балерины получают одинаковую зарплату, никого особо не выделяют. Разве что однажды дали премию за «Лебединое озеро».

— Вы с братом близнецы, ваше внешнее сходство когда-нибудь использовали на сцене?

— Мы действительно внешне похожи, хотя он очень высокий. Однако когда мы танцевали на сцене романтические балеты: Жизель, Ромео и Джульетта, все думали, что мы муж и жена — в балете редко встречаются выступления брата и сестры.

— Почему же вы все-таки вернулись в Россию и почему выбрали Санкт-Петербург?

— Мы почувствовали, что уже выросли из минского театра — станцевали практически все, что можно. Хотелось расти. Фарух Садуллаевич Рузиматов и до этого знал, как я танцую. Обычно просматривают на уроке, а он меня просмотрел в спектакле в дуэте с братом и после спектакля сказал: «Я приглашаю тебя на ведущее положение».

— А брата?

— У него в Михайловском не сложилось. Он уехал работать в Варшаву. Но, наверное, сработал и психологический момент — смена климата, города, вдали от близких, сразу большая нагрузка — и у него случилось две травмы, он перенес две операции. Сейчас уже восстановился, работает в Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Римского-Корсакова, танцует много ведущих партий. Часто танцует по приглашению, в Питере у него почти каждый день спектакли в разных труппах. В основном танцует классику: «Спящую красавицу», «Жизель», «Лебединое озеро». Так что мы не теряем друг друга из виду...

— Как вы восприняли приход в театр нового балетмейстера — знаменитого испанца Начо Дуато?

— Честно говоря, я волновалась. Но как только Начо зашел в зал и мы начали работать, я поняла, что все будет хорошо. Прежде всего, потому что он спокойный, у него хорошая энергетика, он позитивен. Он покажет тебе тысячу раз, если у тебя не получается. У нас с ним очень быстро пошли результаты — Nunc Dimittis, который он ставил на меня, мы сделали буквально за несколько дней! Это такой нестандартный балет, в котором ты не показываешь свои эмоции, они остаются внутри — идут через пластику. Там нет жестов, каких-то мизансцен, где ты можешь всё показать. Взгляды танцовщиков направлены не в зал, а больше сосредоточены на своих движениях. И восприятие движений у зрителя совсем другое — в темноте, когда танцуешь в луче.

— Ваша классическая подготовка не помешала освоить новую хореографию?

— Я ведь танцевала спектакли Елизарьева, а его хореография — неоклассика, чисто классических движений мало. Это, конечно, не Начо Дуато, но там тоже надо достаточно свободно чувствовать себя на сцене, нужна именно та свобода, которой требует Начо. Поэтому с Начо мне работалось легко.

— Вас называют музой Начо Дуато. Вы чувствуете особое к себе отношение?

— Я знаю, что ему нравится, как я танцую. Но думаю, что, когда он делает спектакли, у него каждая балерина — муза. Скажем, «Прелюдия», в которой основной сюжет танцуется в форме модерна, а вставные дуэты — на пальцах, согласно традициям, поставлена на три сольные пары — на шесть индивидуальностей. Если бы я была единственной музой, наверное, это был бы совсем другой балет.

— Чему научились у Начо Дуато?

— Более скрупулезно работать. Когда отработано до идеала — не то, что до движения, а все, до последнего перехода — это очень здорово. Сразу появляется уверенность в теле, и, когда выходишь на сцену, тебе уже ничего не остается, как только получать удовольствие от своих танцев.

— Ваша последняя премьера — «Спящая красавица» в хореографии Начо Дуато. Что нового в этой интерпретации?

— Это что-то более волшебное, как в настоящей сказке из детства! Мой персонаж — фея Сирени. Этот образ всегда привлекал меня своей чистотой, предельной ясностью образа. Это самый добрый персонаж этого балета. А хореография Дуато более воздушная, легкая. Ноги — чистая классика, а корпус, руки — более мягкие и более свободные. Всё, как на ветру, как сидя на облаке. Кроме того, у меня, как и у всех Фей, есть партнер — Эльф.

— У вас есть предложения танцевать в зарубежных труппах?

— Я долгое время была приглашенной балериной в Римской опере. Несколько раз танцевала в палермском TeatroMassimo. Танцую в основном классику — ведущие партии в «Лебедином озере», «Корсаре», «Баядерке», «Лауренсии». А сейчас мне предстоит станцевать Аврору в Национальном театре в Мюнхене.

Светлана Полякова,
«Новые Известия»
 16 апреля 2012 г.