Музыка победила футбол

2 июля 2018

Интервью

Музыка победила футбол

Михаил Татарников дирижирует лучшими оркестрами мира, а мог бы стать футболистом. О том, почему музыка победила футбол, маэстро рассказал французскому изданию AM Magazine.

Михаил Татарников очаровательный собеседник, он харизматичен и внимателен к деталям. Все, что он говорит, свидетельствует о его любви к родному городу, уважении к коллегам и о редкой музыкальной чувствительности. Он блестящий рассказчик, способный удивить или заставить рассмеяться. Его экспрессивная и эмоциональная манера дирижировать оркестром не перестает восхищать как публику, так и критиков, которые, признавая его яркий талант, называют его самым «симфоническим» дирижером в опере.

— Что вас сформировало как музыканта? Я знаю, что вы из артистической семьи.

МТ: Моя прабабушка была композитором, мой дедушка дирижер, мои родители художники. В нашем доме было большое количество полотен, написанных друзьями семьи. Но при этом невозможно переоценить роль, которую сыграл в моем становлении мой родной город Санкт-Петербург.
Я рос в центре города и меня формировало это окружение. Моя бабушка, историк искусства, профессор Академии художеств, имела собрание каталогов крупнейших музеев мира. Эти книги я очень любил смотреть. Так, не отдавая себе отчета, в детстве я проникался этой атмосферой. И потом, конечно же, меня увлекла музыка: когда мой дедушка дирижировал, нам давали билеты на его спектакли. Сначала мне было трудно прослушать оперу целиком, но постепенно я привык.

— Почему вы выбрали музыкальную карьеру?

МТ: По правде сказать, я не выбирал. Это очень редко бывает, чтобы ребенок раз и навсегда выбрал свою жизненную дорогу. Хотя... у меня есть племянница, которая потребовала, чтобы ее отдали учиться играть на скрипке. Но это все-таки исключение, когда совсем юное создание занимается на скрипке, потому что этого хочет. Я в ее возрасте хотел быть футболистом, и это было серьезно: занимался я мало, а в футбол играл много. Однако, когда мне было 10 лет, события приняли другой оборот. Я поменял музыкальную школу — это было еще в советское время — и оркестр новой школы должен был ехать в турне в Соединенные Штаты. Отбирали только лучших, и тогда я вынужден был работать очень усердно, потому что хотел посмотреть США. Постепенно у меня стали появляться успехи. В это время я играл на скрипке и не думал, что буду дирижером, что бы мне об этом ни говорили. Значительно позже у меня появились друзья среди молодых дирижеров. Назову, например, Тугана Сохиева. И это привело меня к первым попыткам дирижирования. Получалось неплохо. А теперь я и не представляю себя вне своей профессии.

— Но вы по-прежнему играете в футбол?

МТ: Да, но нечасто.

— А вы никогда не думали, что вам стоило продолжить игру на футбольном поле?

МТ: Нет, потому что в том возрасте, когда это было бы возможно, я принял решение стать дирижером. Это было сознательное решение взрослого человека. Более того, я лет 10, может, 20 оставался «молодым дирижером». А если бы я был футболистом, то сейчас моя карьера была бы уже окончена.

— Вы дебютировали в 2007 году, продирижировав Второй симфонией Прокофьева. Эта музыка нелегка для молодого дирижера, хотя бы потому что композитор использует множество духовых инструментов. Да и вообще, его собственное отношение к этому произведению было сложным. Как вы осмелились?

МТ: Это был балет «Метафизика» на музыку Прокофьева. И для меня это был шанс, прежде всего, показать себя. В это время, нужно это понимать, я сам не выбирал. Я должен был сжать зубы и делать то, что мне предлагали, без страха. Таким образом в течение нескольких лет мой репертуар обогатился и стал огромным. Он включал «Тристана и Изольду» и другие очень сложные произведения. К этому времени я был уже уверен в самом себе. Потому что самое важное для молодого дирижера — это иметь как можно больше практики. Санкт-Петербургская консерватория предлагает студентам курс оркестрового дирижирования, начиная со второго года обучения. И это уникально, так как другие консерватории заставляют вас ждать подходящего момента, прежде чем вы будете приняты в оркестр. А потом у меня была стажировка в Мариинском театре, на экзамене я дирижировал оперой «Садко».

— Какие качества для дирижера важнее всего в начале его карьеры?

МТ: Каждый должен найти свой стиль, понять, какие у него сильные стороны, каковы его естественные жесты. Вместо того, чтобы подражать другим, нужно выработать собственную манеру поведения по отношению к оркестру. Я говорю это каждому молодому дирижеру. Я часто наблюдаю за знаменитыми мастерами, такими как Юрий Темирканов или Валерий Гергиев. И должен сказать, что Петербургу повезло иметь этих великолепных музыкантов. Конечно, эта сильная традиция накладывает сильный отпечаток на манеру молодых дирижеров. Однако же, я им не советую копировать великих мастеров.

— Некоторые из дирижеров дирижируют с палочкой в руках, а другие -только руками, и их жесты очень отличаются. Они репетируют их предварительно? Вы репетируете свою жестикуляцию перед зеркалом или все это спонтанно?

МТ: Махать руками перед зеркалом мне кажется бесполезным и даже глупым, если нет по меньшей мере двух фортепиано, как в консерватории. Что касается палочки, я задавал этот вопрос многим коллегам: некоторые за палочку, некоторые против. И я не вполне уловил почему. Иногда, дирижируя оперой, я начинаю с палочкой, потом откладываю ее в сторону и больше не беру. Все зависит от моих внутренних ощущений.

— Не так давно Барселона аплодировала опере «Демон» под вашим управлением. Партию Демона должен был бы исполнять Дмитрий Хворостовский. Вы были добрыми друзьями. Вы привнесли в этот спектакль что-то личное?

МТ: Уход Дмитрия я переживаю очень тяжело. Наша дружба началась с концертного исполнения «Демона» в Москве. Там сложилась замечательная команда. Мы превратились в единый организм, и все горели нетерпением представить премьеру в Барселоне. Более того, ровно год назад Дмитрий был почетным гостем Барселоны, пел серьезные оркестровые циклы. Я вспоминаю, что тогда на репетициях я проводил с ним очень много времени. Мы работали, гуляли, разговаривали. Особую теплоту я чувствую еще и потому, что он относился ко мне как к другу несмотря на разницу в возрасте.

— Каким было ваше первое путешествие во Францию?

МТ: Впервые я приехал в Париж, когда был скрипачом в оркестре Мариинского театра. И с тех пор я продолжаю изучать этот город, когда имею такую возможность. В тот раз я не пошел в Лувр, потому что это не тот музей, который надо посещать в спешке. Я выбрал музей Орсе. Так как моя бабушка была историком искусств и специализировалась на французском экспрессионизме, у нас дома был каталог этого музея. Я его часто листал, когда был маленьким, и когда я оказался в музее, у меня было ощущение, что я знаю каждое полотно.

— Как вы думаете, французы понимают русскую музыку?

МТ: Я считаю, что французы обладают особой тонкостью по отношению к русскому искусству. Не забывайте, что русский балет и русская опера тесно связаны с французской традицией. У меня очень теплое отношение с Францией и французскими музыкантами: я часто дирижирую французскими оркестрами. В прошлом году мы представили «Снегурочку» Римского-Корсакова в Опере Бастиль с большим успехом. К сожалению, я не говорю по-французски, но мне прощают мой английский. Это прекрасно, что наши проекты успешно осуществляются. Вскоре я вернусь в Монте-Карло. А в июле я вас приглашаю на «Русскую ночь» на музыкальном фестивале в Оранже. Это будет зрелищное представление с участием оркестра и хора Радио Франции. А потом я опять поеду в Монте-Карло, чтобы работать над постановкой «Бориса Годунова».

— Критики называют вас самым симфоническим оперным дирижером. Это, без сомнения, комплимент. Это значит, что вы очень внимательны по отношению к оркестру. Вы предпочитаете симфоническую музыку или театральную?

МТ: Так как я главный дирижер Михайловского театра, у меня больше опыта в опере. Но это совершенно не уменьшает удовольствия дирижировать симфоническими концертами. Сейчас оркестр Михайловского театра в полном расцвете. По моему мнению, это один из лучших оперных оркестров в России. Каждый из музыкантов прошел тщательный отбор. Мы вместе работаем над тончайшими нюансами музыки. Я счастлив пригласить ваших читателей в Санкт-Петербург, в наш театр — гостеприимный, удобный для зрителей, где все нацелены на то, чтобы обеспечить высочайшее качество спектаклей.

— Постановщики склонны эпатировать публику. Что вы думаете о доминировании режиссеров в опере? Не вступают ли их идеи в противоречие с музыкой?

МТ: Я все видел: абсолютную глупость, постановки, которые ставят музыку с ног на голову, но также и гениальные решения. Все знают, что для певцов лучше просто стоять и петь, но это больше невозможно. Разумный постановщик объясняет всем задачу и говорит, почему должно быть так, а не иначе. Я неважно отношусь к режиссерам, которые не объясняют свое видение. Я очень уважаю Дмитрия Чернякова, хотя с ним не всегда легко работать. Однако, я говорю это как дирижер, он прекрасно знает партитуру, что редко в наши дни. Без сомнения, его театр — это империя режиссера, но я ценю его стиль работы.

— Можете назвать, какой эпизод в вашей оперной карьере был самым гротескным?

МТ: Вспоминаю очень забавную историю: работая над спектаклем, режиссер хотел выпустить на сцену маленьких поросят. Их принесли на репетицию, они начали хрюкать и бегать везде. Я вынужден был задушить эту идею в зародыше.

— А что это был за спектакль? Если этот вопрос не покажется вам нескромным.

МТ: Я предпочел бы об этом не говорить. Это одна из русских опер. Я поддерживаю отношение с режиссером, и каждый раз, когда мы видимся, он сам смеется над этим эпизодом.

— Сегодня вошло в моду изучать кухни разных стран мира и готовить национальные блюда. Вы следуете этой моде?

МТ: Мой максимум — это омлет. Хотя я еще умею жарить шашлык. Однажды, это забавно, я превзошел сам себя. К тому моменту я уже два месяца жил в Сан-Франциско — готовил спектакль. А американская кухня — это нечто своеобразное. Наконец я полетел на спектакль в Берлин, и там, даже не доехав до дома, посмотрел на ютьюбе, как готовить плов, купил тут же все ингредиенты и приготовил вкуснейшее блюдо. Я смог все сделать сам, потому что в Америке мне такой еды очень не хватало.

— Говорят, что каждая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Как ваши занятия влияют на вашу повседневную жизнь.

МТ: Очень трудно выдерживать расписание. Я с трудом засыпаю после спектакля, из-за адреналина, так как я всегда дирижирую с очень сильными эмоциями.

— Вы властный за дирижерским пультом? Говорят, что дирижеры суровые и непререкаемые.

МТ: Это неправда, или точнее сказать, сейчас это не в моде. Я не люблю конфликты, и, если я когда-то повышал голос на свой оркестр, это было от силы два или три раза за пять лет. Время от времени можно позволить себе быть жестким, но в этом должна проявляться воля, а не власть. Это очень важно. Кроме того, дирижеры должны совершенствовать технику и работать над жестами, чтобы меньше разговаривать и больше показывать руками. Важна также общая культура, потому что нужно уметь выявить идею произведения за прекрасной мелодией. Эта идея, эта история — ее рассказывают руками. И самое важное здесь учиться и впитывать жизнь.

— Каков секрет русской души? Здесь во Франции много говорят об этой загадке русских.

МТ: Я живу в Санкт-Петербурге, но как бы там ни было, я чувствую за своей спиной 9 часовых поясов, которые протянулись до полуострова Камчатка. Я физически ощущаю это расстояние. По всей видимости, это ощущение пространства делает нас немножко забавными. Я хочу сказать, если смотреть извне. А еще, если говорить обо мне, на меня сильно повлиял Санкт-Петербург — город молодой, но мистический. Я связываю его с «Пиковой дамой». Он не похож ни на какой другой город в России. Здесь совершенно особая атмосфера. Я не могу оставаться равнодушным к этому городу, который для меня источник вдохновения. Если я уезжаю за границу, я могу восхищаться архитектурными красотами или просто приятно проводить время, но я всегда чувствую ностальгию по этому низкому небу, серым водами Невы и тайнам моего города.