СМИ о нас

13.02.2020

«Гораздо больше Индии!»

«Баядерка» подтверждает репутацию главной балетной премьеры сезона в Петербурге. В канун очередных показов, которые состоятся 7 и 8 марта, предлагаем вниманию наших зрителей материал из нового номера журнала «Балет», где о своей постановке рассказывает хореограф Начо Дуато.

Начо Дуато уже продемонстрировал в Михайловском театре возможности разных подходов к классике, еще в предыдущий период руководства театром осуществив постановки «Спящей красавицы» и «Щелкунчика». Поработав несколько лет на посту интенданта Государственного балета Берлина и вернувшись в Санкт-Петербург, первой своей постановкой он выбрал именно «Баядерку».

— Дуато рассказывал, что хочет поставить «Баядерку» именно в Петербурге, потому что здесь творили Шостакович, Петипа, Чайковский. Он был заражен этой идеей и вдохновлен, — подтверждает Иван Зайцев, премьер Михайловского театра, на которого хореограф и создал этот спектакль. Если ставя в 2011 году для Михайловского «Спящую красавицу», Дуато провозгласил свой девиз «ни па из Петипа», сейчас он оказался настроен на совершенно противоположное: хореографию Петипа он охотно «вмонтировал» в свою постановку. Собственно, посмотрев на результаты «Спящей» уже тогда, 8 лет назад, хореограф понял, что, по большому счету, радикально отойти от Петипа он не сумел, и Петипа, вне зависимости от намерений балетмейстера, всё равно влияет на его творчество.

Свою «Баядерку» Дуато кроил по меркам Михайловского театра, учитывая скромные размеры его сцены и не слишком многочисленную труппу. В частности, в третьем акте, который Дуато оставил (за исключением финала) в точно таком виде, каким он и был у Петипа (изменив разве что цвет пачек: вместо белых он сделал их сероватыми), было уменьшено количество теней. Как, например, и в театре Ла Скала (там идет версия Натальи Макаровой), у Дуато их 24. У Петипа, напомним, первоначально в этой сцене было занято 64 танцовщицы, что не потянут сейчас даже такие гиганты, как Большой и Мариинский.

Балет «Баядерка» был создан Мариусом Петипа в Большом Каменном театре Санкт-Петербурга в 1877 году, и история, рассказанная в нем современному человеку, может показаться несколько архаичной. Оставив в неприкосновенности саму фабулу, эмоциональную часть этой истории испанец решил сделать более понятной сегодняшнему зрителю. То тут, то там разместив по ходу спектакля прямые, но ненавязчивые отсылки к элементам современной молодежной поп-культуры... Так, Солор в первом акте, в сцене встречи с Никией, вместо того чтобы поднять руку в знак клятвы, рисует сердечко на планшете сцены. Более того, он в значительной степени разрушает саму эстетику продолжительных пантомимных монологов-диалогов, в изобилии присутствующих в балетах Петипа, заменяя её танцами. Хореограф практически полностью переставил первый акт, и то, что в классических версиях выражалось неспешно, пафосно и велеречиво, у Дуато сделано ёмко и танцевально. Это не покушение на основы классики, а своего рода попытка чуть подсветить древнюю историю, рассказанную в балете (а спектакль сделан по мотивам драмы древнеиндийского поэта Калидасы «Абхиджняна-Шакунтала») легким постмодернистским лучом, делая её более компактной и интересной для современного зрителя: любовь к баядерке Никии Великого брамина, вспышки его ревности, столкновения Никии и дочери раджы Гамзатти — ничего этого из балета Дуато не уходит, но излагается более кратко и выразительно.

Партия Великого брамина у Дуато переделана полностью. Этот персонаж в балете теперь затанцевал. У брамина не только другой пластический язык (причем насыщенный прыжками), но и совершенно другая внешность: перед нами довольно привлекательный, цветущего возраста мужчина, партию которого особенно выразительно исполняет артист Михайловского театра Адриан Митчелл. Более выразительно представлен в этом спектакле и факир Магедавея, партию которого во всех составах бесподобно исполняет Андрей Яхнюк. Дуато снабдил выход артиста индусской пластикой и даже заставил несколько по-другому ползать и кувыркаться.

Основной конфликт в балете, как и прежде, разворачивается между тремя главными героями: Солором, еще в детстве помолвленной с ним принцессой Гамзатти и его возлюбленной — баядеркой Никией. Если партию Солора танцевать оказалось несколько проще (например, хореограф «изъял» у главного героя прыжковое антре в гран па второго акта), то партия Никии стала сложнее (Дуато насытил её «индийскими» движениями рук). Соответствовали своим образам и артисты, занятые в премьере. Исполнитель партии Солора Виктор Лебедев покорял зрительный зал зависающими полетными прыжками, а Никия Анжелины Воронцовой была женственна и лирична.

Свежий взгляд на Индию дают шикарные костюмы, созданные для спектакля постоянным соавтором Начо Дуато, художником-постановщиком Ангелиной Атлагич по мотивам как традиционных индийских костюмов (её фундаментальное понимание индийской культуры в общем основано на XVIII и XIX веке), так и по мотивам современных индийских дизайнеров (например, халаты со строчкой и с косым воротником). В результате на сцене перед нами возникают яркие и захватывающие картинки, словно сошедшие с экрана красочных фильмов Болливуда.

Наиболее уязвимым для критики оказался второй акт новоиспеченной «Баядерки». Для глаз насмотренного балетомана он смотрится несколько непривычно. Дуато сочетает здесь свой модерновый пластический язык и современную стилистику с большими вставками из балета Петипа. Хотя, по большому счету, та работа, которую провел Дуато в этом балете, напоминает работу советских хореографов по «улучшению» классического наследия. Разница только в одном: если те делали свои вставки, сообразуясь со стилем балета и языком XIX века, Дуато проводит некий «лабораторный эксперимент», проверяя классику на прочность и совместимость с модернистскими новациями. На базе современной лексики переработаны в дуатовской «Баядерке» такие танцы, как Джампе и Танец с барабанами (теперь он исполняется без барабанов), но без изменений оставлено адажио Гамзатти и Солора и вариация главного героя.

— Как Вы относитесь к тому, что у нас (и особенно в Санкт-Петербурге) изменения, внесенные в балеты Мариуса Петипа, воспринимаются примерно так же, как если бы от «Давида» Микеланджело отпилили руку и приделали другую? — задаю я свой первый вопрос Начо Дуато, когда мы встречаемся в его кабинете после спектакля.
— Микеланджело отличается от Петипа тем, что картину или скульптуру нельзя изменить, она уже нарисована или сделана. Сам же Петипа собственноручно и постоянно менял свои постановки. К тому же мы не знаем, какими на самом деле были работы Петипа. Потому что они передавались, что называется «из ног в ноги» и поэтому менялись. Например, фея Сирени в «Спящей красавице» раньше на каблуках у Петипа ходила, а теперь она танцует. Ратманский говорит про свою «Баядерку», которую он сделал в Берлине, что это аутентичный Петипа, но я так не думаю... Балет всё-таки доходит до нас таким, каким он должен быть в наши дни. Это не картины в музее Прадо, которые как висели 200 лет назад, так и сейчас там висят. Балет же сильно меняется со временем: с изменением костюмов, со светом, с постановщиками и танцовщиками. Главное, что должно не меняться — это уважительное отношение к классике. Но я понимаю, что многим не нравится, что я трогаю Петипа. Но я делаю это лишь для того, чтобы его балеты выглядели современнее и лучше. Я вообще удивлен, что меня до сих пор не выгнали из России. Потому что я из Испании и прикасаюсь к святому, к Петипа, к русской классике. В другой стране меня бы уже давно за это выкинули, а здесь меня ценят, и наверное, что-то всё-таки в этом есть... Но в третьем акте я вообще практически ничего не изменил, за исключением самой концовки. Мне кажется, моя «Баядерка» очень подходит этому театру. Было бы странно притащить на эту сцену слона, который был в постановке Петипа. Ну какой слон на нашей сцене?.. А вот камерный, миниатюрный балет смотрится гораздо лучше. И вот еще я о чем сейчас подумал: если говорить о живописи, то ведь и она в современном прочтении всё-таки меняется. Сегодня в один зал можно поместить картины Пикассо и Фрэнсиса Бэкона — так, например, делают в музее Прадо. И при другом свете и другой атмосфере меняется и восприятие этих картин. Тем более балет, это искусство, которое гораздо ближе к человеку, и уж изменения в балете со временем вообще вполне оправданны и естественны.

— Когда Мэтью Боурн создавал свое «Лебединое озеро», это был полностью его спектакль, созданный в современной стилистике. У Вас первая и вторая картины абсолютно оригинальные — и это убеждает, а вот во втором действии возникает каша: тут Петипа — тут Дуато, и это несколько выбивает из колеи...
— Мне не нравится Мэтью Боурн. А в моем балете так получилось, наверное, потому, что первый акт изначально у Петипа очень статичен, там было много пантомимы, и поэтому туда хотелось, конечно, добавить танца. Во втором же акте у Петипа больше собственно танца, поэтому я там больше сохранял имеющийся материал и меньше вмешивался. Сегодня танцовщики гораздо лучше и совершеннее, чем были в XIX веке, и конечно, грешно не использовать их таланты и возможности. Мне очень нравится, когда они танцуют и двигаются.

— Мне рассказали, что у Вас была такая идея, от которой Вы впоследствии отказались: Вы хотели сделать тени мужскими...
— Нет, скорее всего, я просто пошутил, но я бы никогда так не сделал, потому что это не стиль Начо Дуато.

— В сценарии у Худекова, соавторе Петипа по либретто, написано, что Солор и Гамзатти даже не обручены, а женаты, по индийской традиции, еще в младенческом возрасте. Просто по достижении совершеннолетия эта церемония повторяется. То есть трагедия Гамзатти в либретто выведена более объемно, чем показано в спектакле...
— Но я не знаю, как показать в балете, что они с детства женаты. Мы, конечно, можем держать это в голове, но то, что видит наш зритель, это то, что Гамзатти смотрит на портрет возмужавшего Солора. Если вы видели версию «Баядерки» Нуреева, там Никия танцует с Солором, и они танцуют почти русские танцы (смеется и изображает, как это танцуется в версии Нуреева).

— Петипа в Индии вообще никогда не был и при подготовке «Баядерки» он вырезал встречающиеся ему в журналах картинки и ими вдохновлялся. Когда гости из Индии уже в наше время смотрят этот балет, то часто говорят: «Какой прекрасный спектакль! А в какой стране происходит действие?» Сейчас, конечно, больше возможностей узнать об Индии. Вы сами там бывали?
— Да, я несколько раз был в Индии. Сейчас действительно много возможностей проникнуться нужной атмосферой. Например, посмотрев индийские фильмы. И я думаю, что в моем балете гораздо больше Индии, чем было в балете Петипа. Обратите внимание на эти движения, на костюмы. Особенно в конце второго акта, когда Никия танцует с корзинкой, в которой спрятана змея. Это же действительно настоящая Индия! Может быть, если б я не жил в Санкт-Петербурге, я бы и не взялся за классические постановки. Но здесь я, наверное, выступаю в роли исполнителя заказа. А еще я в балет добавляю реальности. Например, когда Никия умирает, все вокруг нее в оригинальной версии просто стоят — это очень статично и неестественно. А мне кажется, публике надо сейчас показать больше реальности. Поэтому все герои у меня двигаются, и это выглядит и эффектнее, и естественнее. Может кому-то это и не нравится, но я думаю, что это более волнительно. Я думаю, надо проявлять уважение к либретто, к самой истории и к музыке. А третий акт — он совершенен! Поэтому менять что-либо в нем просто не имеет никакого смысла.

Павел ЯЩЕНКОВ
Журнал «Балет», № 2, 2020