Новости

02.02.2015

Горячее сердце Даниэле Рустиони

Не все поклонники Даниэле Рустиони смогли попасть на спектакли, которыми итальянский маэстро дирижировал в нашем театре в конце января — начале февраля. Это были «Сельская честь» и «Паяцы» — оперы, появившиеся в репертуаре, когда во главе оперной труппы стояла Елена Образцова. Во многом благодаря ее поддержке Рустиони, по его собственному выражению, «совсем невинным», начал постигать трудности профессии дирижера. И сейчас, когда его международная карьера складывается сверхуспешно, он сохраняет теплое отношение к театру и городу, которые дали ему мощный творческий толчок. Слова Даниэле Рустиони адресованы всей петербургской публике.

— Санкт-Петербург всегда остается в моем сердце. У меня даже появился свой личный ритуал. Когда я возвращаюсь в Петербург после долгого отсутствия, то иду пешком от Михайловского театра по Итальянской улице к Манежной площади. Там, как известно, стоят бюсты четырех великих итальянских архитекторов: Росси, Кваренги, Растрелли и Ринальди. Я прихожу туда, глажу каждого из них и говорю: «Ну вот, ребята, я к вам вернулся!». Если же быть серьезным, то с Михайловским театром меня связывает искренняя любовь, говорю это не для красного словца. Уход Елены Васильевны Образцовой — это общая наша потеря. «Сельская честь» была данью ее памяти. Есть еще личное ощущение горя от того, что в январе мы потеряли двух оркестрантов — умерли контрабасист Олег Бедрань и флейтист Алексей Соболев. Санкт-Петербург для меня теперь это не просто архитектура или театр, это люди, которых я знал, с которыми я работал. Я молодой и продолжаю свою деятельность, снова вернулся сюда, а людей, с которыми я начинал, уже нет. Мы посвятили «Сельскую честь» всем музыкантам, которых потеряли в этом январе.

— Вспоминаю, как приехал в Петербург семь лет назад, 2 января 2008 года. Это были мои первые шаги. Мы с Еленой Васильевной в течение трех недель виделись каждый день и за это время придумали спектакль. Я был очень молод тогда. У меня все было горячее — горячая голова и горячее сердце. Сейчас, по пришествии времени, я понимаю, что у дирижера голова должна быть холодная, а горячим только сердце. В последнее время я много дирижировал Пуччини, а существует мнение, что в его музыку нужно вкладывать много души, сердца, эмоций и чтобы все это пылало. А я понял, что свобода состоит в математике, потому что свобода — это обратная сторона дисциплины. То есть прежде чем пускать какие-то эмоции в свою игру, нужно математически все для себя разложить в голове. Сначала важен математический расчет и дисциплина, а потом уже приходит свобода. Когда идешь от эмоций, то начинается хаос. Чтобы позволить себе какую-то свободу интерпретации, нужно быть абсолютно точным математически. И это мое знание, почерпнутое от музыки Пуччини, перешло на всю мою дирижерскую практику, и в том числе на веристский репертуар.