СМИ о нас
10.11.2010
Начо Дуато: «Михайловский превратится в самый современный балетный театр России»
В должность главного хореографа и художественного руководителя Михайловского балета Дуато вступит 1 января 2011 года, однако знакомство с труппой начал уже сегодня. В самом конце своего осеннего творческого визита в Михайловский в эксклюзивном интервью «Фонтанке» хореограф впервые поделился своими планами.— Было ли у вас некое сложившееся представление о Петербурге и России до того, как вы согласились возглавить балетную труппу одного из старейших театров нашего города?
— Впервые я приехал в Петербург так давно... Это было в 1983 году, когда в составе труппы Нидерландской балетной компании я гастролировал в СССР. Помню удивительные впечатления от поездки из Москвы в Ленинград — «Красная стрела», ночная дорога, чай из самовара... Я был очень молод и к тому времени не так уж много ездил по миру, но ваш город потряс меня сразу же. Я приехал в Ленинград из Валенсии, по сути дела — из маленькой деревушки. Первым делом, конечно, меня поразила архитектура. Петербург открыл мне Россию — и пошло-поехало: Тарковский, Толстой, Чехов, Пастернак, Ахматова... В вашу страну невозможно было не влюбиться!
— Я не случайно начала беседу с вопроса о Петербурге: балеты вашего прямого предшественника Мариуса Петипа (никому из иностранцев с XIX века больше не приходило в голову возглавить русскую балетную труппу) неотделимы от петербургского мифа. Вас занимает вопрос, как впишется ваша деятельность в петербургский культурный контекст?
— Я знаю, что между работой Петипа на императорской сцене и моим нынешним приходом в Михайловский театр принято проводить параллель. Эта линия, конечно, очень красива — но, по-моему, она образована случайными совпадениями. Вместе с тем я абсолютно убежден в том, что все в жизни происходит неслучайно, у всего есть причина — я очень верю в судьбу. Вот смотрите: я всегда очень любил танцевать. Но я рос во времена Франко, когда невозможно было заниматься балетом с такого раннего возраста, как того требует академическая школа. А мне всегда хотелось танцевать именно классический репертуар — скажем, Альберта в «Жизели», Джеймса в «Сильфиде». Но всю жизнь мне приходилось заниматься современной хореографией. И вот теперь я приезжаю в Россию, в Петербург, в одну из мировых цитаделей классического танца — и приезжаю делать то, о чем в молодости мог только мечтать: работать с академической труппой. Танцевать, конечно, я не буду, но ставить — да. Так что моя мечта сбылась.
— На сегодняшний день вы являетесь одним из первых хореографов мира, человеком, с которым ассоциируется само понятие современного танца. Между тем Петербург — город очень консервативный, с очень сильными классическими традициями, и все актуальное для Запада у нас не слишком хорошо приживается. Вы готовы к этому?
— Когда я прихожу в балетный класс, то не задумываюсь о том, насколько классично или современно то, что я делаю. Мой главный критерий — качество: насколько качественно поставлена хореография, насколько качественно ее танцуют артисты, насколько качественно поставлен свет. Если вы танцуете балет Мариуса Петипа плохо — это уже не балет Петипа и уж тем более не классический балет. Куда ближе к Петипа окажется качественно станцованная современная хореография — и наоборот. Накануне нашей встречи, я смотрел в Кировском театре — простите, никак не привыкну называть его Мариинским — реконструкцию «Карнавала» Михаила Фокина с костюмами Льва Бакста. И, поверьте, это было куда более современно, чем показанный сразу после «Карнавала» прошлогодний балет какого-то молодого постановщика! .
— Как вы планируете выстраивать репертуарную политику балета Михайловского театра?
— Хотел бы сразу подчеркнуть: я буду с очень большим уважением и бережностью относится ко всему, что было создано в Михайловском театре до моего появления. Никакого обнуления не произойдет — а ведь очень многие постановщики, приходя в новые для себя театры, начинают свою деятельность с полного «форматирования» репертуара, уничтожая все спектакли, поставленные их предшественниками. Моя задача заключается в том, чтобы вдохновить артистов Михайловского, вдохнуть в них новую жизнь — именно об этом меня просил генеральный директор театра Владимир Кехман, когда приглашал меня к сотрудничеству.
— Площадь Искусств — особое для театральной мифологии Петербурга место. В Михайловском театре начинал свою карьеру Джордж Баланчин, здесь работал Всеволод Мейерхольд. Вы помните, как впервые оказались в Михайловском?
— Мне очень понравилась сцена — едва ли не идеально подходящая для современной хореографии. Сегодня в мире такие параметры встречаются крайне редко. Вот, скажем, в одном из главных театров мира, в нью-йоркской Metropolitan-Opera, сцена идеально подходит для оперы — но для балета она категорически не годится. То ли дело в Михайловском театре: сцена не очень большая, но и не маленькая, двенадцать на пятнадцать метров. Ровно столько, сколько нужно. Можно сделать постановку на сто человек, а можно — на двенадцать. Что же до театральной мифологии... Мне очень важно то, что в
— При этом, насколько мне известно, вы планируете сохранить весь репертуар, существующий на сегодняшний день. Как в афише театра будет уживаться классика и модерн? Как вы понимаете, я говорю не об эстетике, а о практике — невозможно ведь артисту балета сегодня танцевать Петипа, а завтра — Дуато...
— Да нет, поверьте, не так уж это и сложно — все зависит от потенциала труппы, от таланта конкретных артистов! А в Михайловском театре я вижу колоссальное желание работать. Кстати, именно те танцоры, которые много занимаются современной хореографией, лучше всех танцуют классику: вспомните хотя бы Майю Плисецкую, то, как она танцевала, допустим, Китри — она привносила в «Дон Кихота» современную пластику! Сегодня все труппы мира работают на стыке классического репертуара и современного. Каждая труппа бережет свое наследие, но вместе с тем больше всего на свете хочет заполучить современного
хореографа — и Большой с Мариинским здесь не исключения. Правда, разница заключается в том, что все мои коллеги приезжают на месяц, выпускают премьеру — и уезжают. А я вот как приехал в Михайловский театр, так в нем и останусь.
— Вы вот говорите: Большой, Мариинский. Но почему вы пришли работать именно в Михайловский? Чем он вас так прельстил?
— Я бы никогда не принял предложений ни Большого, ни Мариинки — даже если бы такие предложения и поступили бы (до сих пор, к слову, ни один, ни другой театр никаких телодвижений в мою сторону не предпринимал). Это слишком большие театры, в них слишком сильна энтропия. Им нужен кто-то вроде господина Кехмана — такой же креативный, такой же энергичный, такой же смелый. Кто-то, кто не боится быть собой и смотреть в будущее. Тот, кто готов не только соблюдать традиции — но и совершать шаги вперед.
— Последние двадцать лет вы возглавляли национальный театр танца в Испании — в стране, в которой мощных традиций классического балета не существовало исторически. Сейчас вы возглавили академическую труппу, которой практически незнаком язык современной хореографии. Что тяжелее — работать «с чистого листа» или менять сложившиеся привычки?
— Хороший танцор очень легко переключается на современную хореографию. Я вот работал со Светланой Захаровой — и в конце концов перестал понимать, к чему у нее больше способностей — к классическому танцу или к современной хореографии. Ну или взять хотя бы Сильви Гилем — тот же самый случай! Прежде всего нужно быть талантливым профессионалом.
— Но ведь существуют и чисто физические показатели: скажем, танцовщику, у которого никогда не было серьезного опыта работы в современной хореографии, будет объективно трудно с ней справиться — его тело просто не приучено к новой лексике, к новым нагрузкам.
— Если вы видели мои спектакли, то знаете, что они, в сущности, во многом построены на словаре классической хореографии. Я ведь не Пина Бауш, я ведь не ставлю танцы в стиле хип-хоп! .
— Но в то же время язык ваших спектаклей непрост, и когда вы дебютировали на русской сцене в московском театре Станиславского и Немировича-Данченко, то выбрали именно «Na Floresta» — балет, который наименее хореографически сложен...
— Ну, это все потому, что на то, чтобы отрепетировать «Na Floresta», у меня было только четыре дня! А в Михайловском-то у меня есть как минимум пять-шесть лет! (смеется). У меня есть время — и это, пожалуй, самое главное. Время для постоянного интенсивного труда: ежедневно говорить с артистами Михайловского театра, учить их, учиться у них — и, конечно, создавать для них новые спектакли.
— Насколько я понимаю, в ваших планах значится какой-то образовательный проект совместно с Академией имени Вагановой. Что это будет — серия мастер-классов или, может быть, вы откроете на улице Росси свой собственный класс?
— Я очень открыт для сотрудничества и очень люблю преподавать — возможно, не только в Академии Ваганова, но и в любой другой балетной школе России. Я преподавал по всему миру — от Австралии до Америки. Когда вскоре в Михайловский приедут мои ассистенты, я бы хотел, чтобы они также преподавали и в Академии — поскольку императорский театр и академия всегда были единым организмом. Может быть, мы действительно сможем устроить что-то вроде класса современного танца. На днях я понял, что у студентов есть колоссальное желание этим заниматься. Когда я побывал в Вагановской Академии, на меня произвело сильнейшее впечатление то, что хотя о моем визите и не сообщалось, студенты Академии откуда-то узнали о нем — и только и делали, что шушукались: «Дуато приехал! Тот самый!». Тогда я понял, что у них есть колоссальный интерес к современному танцу. Хотя сейчас, в эпоху, когда можно любой балет посмотреть на YouTube, это вполне естественно...
— Ваши официальные полномочия вступают в силу еще только через два месяца. Но сейчас вы уже провели в Петербурге две недели: знакомились с труппой, смотрели спектакли — обживались, как сказали бы русские. Поделитесь впечатлениями?
— Для меня очень приятной неожиданностью стала изумительная молодость балетной труппы Михайловского. Ведь зачастую во многих театрах мира — в том числе и ведущих — основу труппы составляют танцоры тридцати-сорока лет. Не скрою: я очень боялся, что такая же история повторится и в Михайловском — ведь в таком случае я бы просто не знал, что и делать. А на деле я встретил очень юных, очень дисциплинированных и невероятно работоспособных танцоров. При тех нагрузках, которые они выдерживают, их тяга к работе просто поразительна!
— Кого-то из артистов вы для себя уже отметили?
— Очень многих. Я понимаю, что вы хотите услышать от меня конкретные имена, но, во-первых, я их еще не выучил (улыбается), а во-вторых, я бы пока не стал делать никаких выводов из первого знакомства с труппой. Но, как вы разумеется понимаете, я не мог пройти мимо прима-балерин Михайловского — Ирины Перрен и Екатерины Борченко. Еще я взял на заметку пару артистов кордебалета — тех, чей потенциал пока еще не полностью реализован. Им, на редкость пластичным и музыкальным, нужно дать шанс.
— Ваша работа в Михайловском театре — новый этап не только для петербургского балета, но и для вас лично. Чего вы ждете от своего «русского периода»?
— Я испытываю сейчас два противоположных чувства. С одной стороны, как хореограф я делаю шаг назад — потому что вместо того, чтобы ставить все больше и больше новых спектаклей и продолжить свои искания последних лет, я должен в основном сконцентрироваться на преподавании. Мне придется немножко притормозить и даже, возможно, слегка отступить назад. Вместе с тем Михайловский театр открывает для меня перспективы, которых у меня никогда не было — я имею в виду прежде всего возможность заниматься классическим репертуаром. В феврале 2012 года, например, я буду восстанавливать «Спящую красавицу» в хореографии Петипа — и для меня это самый важный проект последних лет. Хочется, знаете ли, отдохнуть от славы «одного из известнейших хореографов мира»...
Сегодня я испытываю острое желание просто делать красивые вещи для танцоров, для публики. Современная хореография приучила нас к тому, что танец должен быть главным образом странным. Мне кажется, что сегодня многие забыли, о том что танец — это прежде всего красота. Я, признаться, очень жду перемен в своем хореографическом стиле — появления новых красок, новых кистей, новых инструментов. Я надеюсь на то, что Петербург меня изменит. Не думаю, что я стану ставить менее современно — но мои спектакли будут более ясными, более лиричными. Петербург уже сейчас очень на меня влияет. Мне очень нравится город и люди, которые ходят по его улицам.
— А как же погода?
— Так я же все время провожу в театре, а в Михайловском очень тепло — и в прямом, и в переносном смысле. Ну а если вдруг замерзну — тогда как раз можно на пару дней слетать в Мадрид.
Софья Дымова,
«»
10-11-2010